Сибирские огни, 1961, № 6

— Да, как замечательно все эго! Уже с момента приезда в Стокгольм, в феврале, стало нарастать, крепнуть восхитительное ощущение свободы, каким сейчас озарено все его бытие, пронизаны все его мысли и чувства... Копенгаген, Берлин, Женева, Париж — поистине триумфальный путь! Начинает казаться, что необыкновенное чувство свободы объясняется как раз тем, что он был не просто свидетелем, а и участником борьбы за свободу.. Похоже, что со времен знаменитого путешествия «московского плот­ ника Петра Михайлова» никого еще из русских людей не встречала Евро­ па с таким почетом и любопытством, как его, по паспорту «нижегородско­ го маляра». Некоторые газетки добалтывались до того, что именовали его «кан­ дидатом в президенты Российской республики», одинаково приемлемым и для интеллигенции («академик»!) и для пролетариата («мастеровой»!)... Чопорный, монументально застроенный Берлин неожиданно оказал­ ся полон друзей — писатели, артисты, социал-демократические деятели..: Там и сям виднелись афиши двух спектаклей: «Нахтазил» («На дне») с пометкой — «фюнфхундертсте Маль» (в пятисотый раз) и «Зонненкин- дер» («Дети солнца»). Произошло свидание с вождями германского пролетариата — Авгу­ стом Бебелем, Карлом Либкнехтом и другими. Седовласый Бебель извиняющимся тоном, с огорчением и возмуще­ нием сказал: — Проклятый Парвус, присвоивший ваши пятьдесят тысяч марок — ваш благородный трудовой писательский гонорар,—лишен нами звания члена партии и заклеймен, как низкий мошенник. Мы наивысшим образом ценим вашу готовность оказать нам помощь, увы, сорванную этим не­ достойным человеком! В Берлине как раз в это время шли гастроли Московского Художе­ ственного театра. Берлинская публика восторженно принимала русскую постановку пьесы «На дне». Станиславский без конца обнимал автора, повторял: — Ваш приезд, дорогой друг, обеспечил особенный успех наших гастролей! На одном из многолюдных собраний берлинских деятелей искусства и науки, что добивались в свое время его освобождения из Петропавлов­ ской крепости, Алексей Максимович, в ответ на бесчисленные привет­ ствия, сказал: — Мой народ поднялся, чтобы сбросить наземь тяжелое бремя... Он победит, и тогда будет создано новое искусство, радостное и гордое, а не горькое и угрюмое, как сейчас! Как раз туда, в Берлин, пришло трогательное письмо из Нижнего Новгорода, от семилетнего уже сынишки Максимки. Кривоватыми печатными буквами, какими всегда пишут в этом воз­ расте, он упрекал отца за долгое отсутствие, за то, что куда-то такое уехал, неизвестно куда и зачем?.. «...а у меня уже все твои игрушки изломались,— важно и убедительно писал юный человек,— а мама не знает чего мне покупать... Катюха у ме­ ня все интересное отбирает себе и мама не велит ее обижать потому что она мне младшая сестренка и кроме того маленькая... Приезжай как мож­ но скорей Алексей, а то мы на тебя оба рассердимся...» Слезы неодолимо выступали на глазах у Алексея Максимовича, ког­ да он читал и перечитывал это письмо... Да, уже почти год не видался он с дочерью и сыном.