Сибирские огни, 1961, № 6
просиживал целый день в тепле, в красном уголке, по десять раз перечи тывая одни и те же номера журналов, либо попросту отсыпаясь на узень кой скамейке. — Это что, Николай Григорьевич, навсегда запирать Громотуху ста нете? — спросил Павлик, когда они подъехали к глубокому распадку, где белой, витой ленточкой лежала среди кустарников замерзшая реч к а .— Там бы, в загороди, дыру оставить, проход для рыбы. Весной по речке,— он развел руками,— во какие хариусы идут метать икру. Морды поставить — за ночь полных три, а то и четыре навалится, только хо ди, поднимай. А закроете Громотуху накрепко — и рыбе в ней конец. — Это не совсем по моей части, — сказал Цагеридзе. —1Но запруду весной можно будет сломать. А если оставим, хорошо — с дыркой. Толь ко для прохода рыбы, икру ей метать. Ловить мордами не позволю, бра коньерство не стану поощрять. — Дык, какое у нас браконьерство! Рыбы тут... — Все равно. Беречь надо, когда рыба икру мечет. Лови потом удоч кой. Покажешь — как? Павлик весело присвистнул: «Это я покажу!» И покатил на конный двор. Цагеридзе заявил, что домой пойдет пешком. Шишкин с топором и по пояс в снегу уже бродил вдоль речки, выби рая самое удобное место для запруды. Перехватываясь руками за хруп кие от мороза ветви молодых сосенок, полонивших склоны распадка, Ца геридзе спустился к нему. — Ну и снегу же здесь, Семен Ильич, — сказал он, едва пробиваясь в сугробах, испещренных горностаевыми и колоночьими следами. — Ку паться можно в таком снегу. — Не то купаться, — отозвался Шишкин и выругался, — закупаться можно. Понимаете, что получится, Николай Григорьевич? Если поднять воду в Громотухе только на два метра, как мы думали, она сначала про питает весь снег, что ниже запруды, при сильном морозе застынет кам нем, а потом начнет дурить наледью, вон как на Ингуте бывает, только выше запруды, и черт ее знает, когда она в таком разе до запани добе рется. — И что же вы предлагаете? — встревоженно спросил Цагеридзе, разгребая вокруг себя снег меховой рукавицей. — Я вас понимаю. Глу бокий снег ниже запруды, окаменевший с водою в мороз, — все равно, что сама запруда. Огромный, широкий барьер! Это серьезная угроза. — Поднять выше запруду, значит и воды надо больше копить, соз давать «Громотухинское море». Потеря времени. Работы больше, стоить будет дороже. А снег тоже отсюда ничем не выгребешь, чтобы воду по чистому льду пустить. — Сделать широкие деревянные желоба. — Сразу обмерзнут. А вода пойдет мимо. — Выход? — жестко спросил Цагеридзе. — Выхода нет, — пожал плечами Шишкин. И они, утопая в сугробах все глубже, молча прошли рядом несколько десятков шагов. Поглядеть со стороны, они не шли, а двигались, словно плоско срезанные снизу короткие шахматные фигурки, которые по глад кому полю толкает чья-то невидимая рука. Здесь склоны распадка сбега лись особенно близко и оттого еще круче устремлялись вверх; бугрились укутанные слепяще-белым снегом крупные валуны; печальными арочка- ми изгибались к земле черные ветви мелких кустарников. Цагеридзе брел, опираясь на палку, и все равно чувствовал, что скоро «деревянная» нога у него откажет. И что, собственно, зачем бесцельно дальше брести по этим сугробам? Ежели быть запруде — так только здесь, вот в этом узком створе. Если не быть...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2