Сибирские огни, 1961, № 6
ям. Конечно, хозяйству не гибель. При дисциплине финансами обеспечу. Ты свое сработай хорошо, а я свое сработаю». Вот и сейчас Василий Петрович сидит и гоняет на счетах косточки, «свое срабатывает», он не думает, выдержит или не выдержит наплавлен ный лед. А сказать в любой момент: «финансы исчерпаны» — может. Что говорят сейчас эти деревянные оракулы — счеты? Где Николаю Цаге ридзе будет труднее: на морозной реке или в этой вот теплой комнате с грудой бумажек всяких цветов на столе? Василий Петрович вчера уже на мекнул: «Разговор по делу будет потом». Черт его знает, каким образом научиться без внутреннего напряжения, свободно и просто, как со всеми, говорить с этим вторым «главным лицом»? Цагеридзе прошел темным коридором в свой кабинет, зажег лампу. В «предбаннике», как иронически назвал Цагеридзе комнатку перед своим кабинетом, Лиды еще не было. Пишущая машинка стояла накрытая помя тым клеенчатым чехлом. Немного оттопыривалась верхняя часть дверцы канцелярского шкафа, сделанного каким-то местным умельцем. З а этой скоробившейся дверцей тоже таились бумаги, бумаги. У Цагеридзе служебный стаж был еще слишком мал, чтобы осознан но презирать и ненавидеть бумаги. Они ему казались каким-то неведо мым неразгаданным врагом, как для врачей возбудители рака, врагом, который может ошеломить любой неожиданностью. И потому он не столь ко ненавидел бумаги, сколько просто боялся их, испытывая тот особый страх, который заставляет женщин вскрикивать, увидев мышь, а некото рых мужчин — брезгливым щелчком сбивать забравшегося на рукав паука. На столе у ЦагеридЗе тоже лежали бумаги. Но это были с в о и бума ги, помощники, хранители многих его интересных мыслей, которые — не запиши их сразу — может быть, только промельнули бы и навсегда исчез ли. Ах, если бы и все бумаги были только хранителями полезных, инте ресных мыслей! Он уселся за стол и начал набрасывать план расстановки рабочих, та кой расстановки, чтобы можно было одновременно строить и защитную дамбу, и жилые дома, и вести подготовительные работы. Писал и все вре мя ловил себя на том, что делает он это тоже на бумаге, только — его со юзнице и единомышленнице. Однако бумага на этот раз не была доброй. Как ни прикидывал Цагеридзе, рабочих на все не хватало, хочешь-не хочешь, а надо что-то приостанавливать. Что? И рука невольно потяну лась к строчке, обозначенной буквами «Ж С.» — жилищное строитель ство. Да, так ему вчера и говорили женщины: всегда за счет жилья. Ну, а за счет чего же? Когда имеется всего четыре колеса — больше одной теле ги из них никак не соорудишь... Скрипнула дверь. Появился Василий Петрович, как обычно охому танный своим толстым шерстяным шарфом и с папиросой, прилепленной к нижней губе. — Привет начальству,— сказал он, садясь в свой излюбленный уго лок на скрипучем диване.— Гонит идея, спать не дает? Лопатин сперво началу тоже пылал. Так всякий. Закон. Пока всего не попробует. Приказ подписан? — Считайте: подписан,— сказал Цагеридзе. Отвечать — «здравствуй те» теперь уже не имело смысла. Василий Петрович тяжело поднялся, подошел к столу и протянул Руку. — Давай. — Приказ? — переспросил Цагеридзе.— Я же сказал: считайте, что он подписан.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2