Сибирские огни, 1961, № 6

...Еще через год Анатолий сказал: «МароЧка, я больше не могу иг­ рать с тобой в прятки. Это печально, но мы теперь чужие». «Чужие?!». «Мне больно тебя обвинять, но все же это только ты сама во всем ви­ новата. Эта же грязная баба ничего не соображала! Когда так получилось, тебе нужно было сразу же, дома, глотать самой, ты понимаешь, ну... как можно больше разных сульфамидов, пенициллина, что ли. Не доводить до операции. Как я жалею, что тогда подчинился приказу, уехал в Свердловск! Может быть, всё и обошлось бы. А теперь... Прости, Марочка, но разве ты сама не догадываешься, что ты теперь не женщина... Нет, женщина, но... Врач сегодня мне это подтвердил категорически. Не знаю, почему он этого не сказал тебе прямо...» И после он говорил о том, что очень любит ее, как человека, и зна­ ет, как честно и чисто она тоже любит его. Да, действительно, ему тог­ да еще не хотелось иметь семью, тогда это было бы слишком рано, те­ перь же это значит — никогда. А на «никогда» он согласиться не мо­ жет. Он хочет иметь семью, быть со временем отцом. А это теперь безна­ дежно. Марочка здорова, вполне работоспособна. Только «это»... Но в «этом» она сама виновата, она раскисла вместо того, чтобы глотать суль­ фамиды. Обычно у всех женщин «это» заканчивается благополучно. А если уж случилось так, надо понять по-человечески: нельзя, говоря грубо, теперь такой же «операции» подвергать и другого. Свою сберегательную книжку он перепишет на ее имя, дом этот сразу был оформлен на имя матери, он не заставит Марочку искать новое место работы, он ничего от нее не отнимет, кроме самого себя, он уедет в чем есть. Если Марочка не хочет жить с его матерью, он через некоторое время, когда как следует устроится на новом месте, возьмет мать к себе. Какие еще у нее, у Ма­ рочки, к нему требования? Она сидела немая, оглушенная. Анатолий поцеловал ее в лоб и ушел. Уехал. Навсегда. Вскоре откуда-то из Карелии пришло письмо: «...Я все, еще раз и со всей тщательностью, продумал. В древности существовал жестокий обы­ чай: вместе с умершим мужем хоронить и его живую жену. Прости за не­ уместное сравнение, но у нас сложилось нечто вроде этого, только на­ оборот. Я верю, что ты все понимаешь и не хочешь сама от меня столь бессмысленной и тяжелой жертвы. Нет, нет, я не могу вернуться. Наши слова и заверения в вечной верности и любви, прости, не относятся к люб­ ви нормального мужчины и... Тебе, конечно, будет тоже легче одной. В паспортах наших, к счастью, по милицейской небрежности нет отметок о регистрации брака, мы можем не хлопотать о разводе, не обнажать себя перед судьями. По моим подсчетам, в деньгах сейчас ты не нуждаешься. Нравственно» я чист перед тобой. Прощай, Марочка! Писать мне — бесполезно». И тогда сразу потемнело в глазах... Елизавета Владимировна досадливо проворчала с печи: —- Что это вы, Марья Сергеевна, чаду какого напустили? Ежели не лень и не стыд вам сидеть, его дожидаться — хоть налили бы в лампу ке­ росину. Фитиль только зря губите. •Да. Она, действительно, только зря губит фитиль... Баженова поднялась, принесла из сеней бидон с керосином и, отвер­ нув горелку, взялась заправлять лампу.