Сибирские огни, 1961, № 6
за Ребезовой. Его прямо лихорадка била, когда затевалась пляска. А уйти совсем, пока оставалась Феня, так и не мог. И вдруг ему стало жаль Ингут, домик в глухой тайге, где так вели колепно они с Максимом начали свою трудовую жизнь.. Да, там была не первая линия... Но и тут ведь тоже не первая! Чем соблазнились они на Читауте? Решили уйти с Ингута — правильно. Так надо было сразу пойти тогда на строительство Иркутской ГЭС, которую уж заканчивают, или на строительство Братской ГЭС, которую только начинают, но зато будет она крупнейшей в мире. Крупнейшей! Вот где передовая! А лес этот замороженный — и незамороженный — гори он си ним огнем, пусть с ним чикаются разные Женьки да Феньки с хромым начальником! Цагеридзе каждый день твердит: «Миллион, миллион», а на Братской ГЭС в одни только сутки тратить будут, кажется, три милли она. Это — да! Там миллион — тьфу, а здесь геройство из этого началь ник хочет сделать: «Мы должны сохранить, спасти народное достояние!» Тоже, «достояние» — один миллион. И геройство... Геройство вот: пло тина падает, рушится, и одному подпереть ее, одному человеку спиной., подпереть и держать, пока не прибудет помощь. Миллиард, два милли арда одному человеку спасти!.. Он перевел дух, опомнился. Ну, одному целую плотину, конечно, не удержать на спине и вообще нехорошо, если она падает, рушится, но все равно, пусть что-нибудь другое, только крупное, видное, необыкновенное. Просчитались они с Максимом. Не туда с Ингута ушли. Ну, что же, не туда — надо поправиться. Летунами, гастролерами станут считать? Ерунда. Не за длинными рублями, а за большой работой в Сибирь люди приехали. Если уж дать, так дать! И когда эта мысль прочнее вошла в сознание Михаила, он уже со всем другими глазами стал глядеть на веселящихся парней и девчат. Он сам словно бы подтянулся, сделался выше, шире в плечах, а парни все по мельчали, лица у девчонок вовсе сжались, съежились, и Федосья эта, как мышка, бегает по кругу на коротких ногах. Вот пусть и бегает. И пусть Максим, как блин, ей улыбается. А он сейчас, отсюда, один... Он сам еще не знал, куда он пойдет, помчится, взлетит, но запаль ный шнур был уже вставлен, подожжен, и Михаил, весь собравшись в комок, ожидал, когда буря взрыва подбросит его вверх. Перевалов ему говорил: «Да ты что все стоишь, стену спиной подпи раешь? Давай смелее!» — и огонек по шнуру бежал быстрее. Он хотел о чем-то спросить Лиду, схватил за рукав и потянул к себе, но девушка вы рвалась, крикнула строго: «Не лапайтесь!» — и огонек побежал еще бы стрее. Федосья в стремительной полечке промелькнула у самого лица, он даже уловил запах ее волос, отдающих земляничным мылом, но с Фе досьей медвежонком крутился Максим — и огонек стал уже ощутимо горячим, жгучим. Кончились танцы, кончилось всё, люди стали из кучи на полу вытаскивать, разбирать свои ватники, полушубки; вдруг в упор сверкнули Женькины озорные глаза: «Миша, проводите?». Михаил сухо отрезал: «Не по пути», торопливо натянул на плечи стеганку и выбежал на улицу. Но тут его настигли веселые переборы «Подгорной», короткий девичий перепляс, а в конце — сверлящий Женькин голос, частушечка: Реки, камни и кусты, Всюду сломаны мосты. Где-то Макея мой идет, Мишу за руку ведет... Ага! Теперь уже и не Макею — «Мишу за руку ведет...» Мишу... за РУКУ—Даже так?.. Широко шагая, он обогнал всех, кто шел впереди него, на вопрос
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2