Сибирские огни, 1961, № 6

Весь этот вечер Михаил чувствовал себя словно на горячей сковоро­ де, а Максим ему казался предателем с самого того момента, когда вы­ скочил вперед и ударил перед Женькой в пол своими тяжелыми сапога ми. Он давно и твердо привык, что в их крепкой дружбе все же первое место во всем принадлежит ему, Михаилу. Умеет Максим плясать луч­ ше — пожалуйста, пляши — но уж под носом у него со своим удальством, во всяком случае, не выскакивай. Как теперь после этого он, Михаил, вы глядит? Вот что значит опоздать, задержаться на какую-то несчастную до лю минуты! Он и еще раз ошибся, задержался дольше, чем следовало, и снова пропустил момент — теперь уже момент, чтобы уйти с вечера. Когда все увлеклись зрелищем пляски, нужно было ему отступить назад, еще на зад, выбраться в коридор и — домой! Должен же, наконец, он был сооб­ разить, что Максимова выходка для него, для Михаила, просто так не пройдет, что ядовитый Женькин язык теперь не даст ему спуску. Первый раз его удержал черт, тот самый, который дернул и Максима выскочить в круг. Но что, какая нужда привязала его потом? Те добрых полчаса, пока не вошли Цагеридзе, Баженова и... А теперь она словно на­ рочно, на зло толклась в танцах и в играх опять же вместе с Максимом и не подходила к нему. Конечно, по всяким там правилам, может быть, следовало именно ему, парню, первому подойти к девушке, но не от­ мерзли бы сызнова ноги и у нее, если бы это сделала она. Ну, хотя бы для того, чтобы сказать «спасибо». Ведь не притащи Михаил ее на сво­ ем горбу в поселок, и сейчас бы сидела эта Федосья под той же березой! Он весь вечер злился на Максима, Женьку и Феню. Но отчитать Максима при народе не мог. Он не Ленский, а Максим не Евгений Оне­ гин, хотя так же, как Ленский на балу возле Ольги, Максим весь вечер вертится возле Федосьи. Не мог он подсечь, подрезать под самый корень и Женьку Ребезо- ву — тут просто ни слов, ни способностей таких у него не было. А Фе­ досью... Вот уж ей-то он бы сказал, нашел слова! Только не первым на­ чиная, а в ответ. Сказал бы: «Слушай, Федосья...» И все? Что дальше? А черт ее знает, что дальше... Никак не подходит! Хотя издали нет-нет и метнет взгляд в его сторону. Красивая все же она! Легкая. Почти у всех девчат на ногах туфли, у нее — валекки, а танцует и бегает — словно летит. У Женьки Ребезо- вой походка тоже легкая, по красоте девушка первой в поселке считает­ ся, но... пусть и своя, особая, а какая-то накладная у нее красота. С та­ кой красотой только в театре играть, в кино сниматься. Сесть вечерком одному рядом с Женькой — страшно, от ее красоты холод бежит. Фе­ досья смеется хорошо, мягко смеется, и взгляд у нее мягкий, волосы ве­ сенний ветер ей наверно легким облачком приподнимает. Но в то же вре­ мя во всей ее фигуре есть и твердость, стремительность, точь-в-точь как у командира роты, в которой они служили с Максимом. Мимо проходили девчата-подружки, перешептывались, поглядыва­ ли на него, Михаил ни с кем не заговаривал, презрительно кривил губы. Начинались танцы — он стоял, как деревянный. Пели песни — он не рас­ крывал рта. Только иногда и просто силой его затягивали в игры парни из общежития. С ними вместе старалась Женька Ребезова, не боясь со­ вершенно, что это ей потом обойдется в три-четыре хороших удара рем­ нем по спине. Но едва Гоша разводил меха гармони, начиная «Иркутян­ ку», Михаил потихоньку отступал в коридор, чтобы не попасться на гла-