Сибирские огни, 1961, № 6
— Черт, могут! — бухгалтер завистливо покосился в сторону кра сного уголка. — Хоть до утра. Как со скипидару. Куды он пропадает, свой скипидар? А бывало и сам тоже так. Ты как понял — конец? А этим только на твой кросворт не ответишь. — Никаких кроссвордов я вам не загадывал и никаких ответов от вас не жду, — сказал Цагеридзе. — Но я с очень большим удовольстви ем слушал вас. Люблю замысловатые истории. Если это еще не конец, пожалуйста, — что дальше? Василий Петрович прищурился, еще пошире растянул свой вязаный шарф. Потянулся рукой в карман, за папиросами. — Не ждешь ответа... Зачем тогда спрашивать? Жди. Ответ будет. А далее так. Идет война. Лесник за проволокой колючей, за стальными решетками. Последний сукин сын — грабитель государства. Куда хуже? На мильён покусился! А людей, тоже мильёны, между тем на войне голо вы свои кладут. Собери всю кровь в одно — другой Енисей выйдет. Брат лесников убит. Брат бабы-красы тоже. В ближней, дальней родне, се редь всех знакомых половину мужиков война выкосила. Другие, кто жив, — в орденах, в медалях. Сопоставь. И лесник сопоставляет. Тут мир, Берлин взят, радость общая. Лесник тоже празднует. За решеткой. Суки ным сыном празднует. Указ: амнистия. Кому гибель, а ему удачу война принесла. Понимает и это. Но куды из тюрьмы? К дому! На его должно сти баба-краса. Не работа— должность. И е й не зарплата, главный жир — зверь и рыба. Все, как было. Только теперь он к бабе-красе в иж дивенцы. Приняла. Хотя — грабитель государства. И еще на совести лоц- манова смерть. Еще — всех братьев, сватьев своих, которые за Родину го ловы клали, пока он не под пулями грех свой отрабатывал. Но, ладно, вер нуться— вернулся. Рыбу ловит, капусту сажает. Год проходит, второй. А у бабы-красы радости нету. Не в нее, в себя глядит мужик. — Как «в себя»? А ?— спросил Цагеридзе. — Зима перехватила дороги, — не останавливаясь, продолжил свой рассказ бухгалтер, — на Означенное, кроме на лыжах, не выбежишь. Бе лым снегом все устелило. Уходит утром лесник, ружье на плече, топор за поясом. Надежда: сохатого завалить. Дело привычное. День весь кон чился — нету. Ночь опустилась. Нету. Баба-краса с крыльца в воздух па лит: заблудился мужик — услышит. Нету. И до утра нету. Где? Холера знает, может, и медведь задрал. В Саянах их пропасть. Светает. Баба- краса на лыжи, по следу. В снегу, как напечатанный, никем не перейден. След впрямую к Моинскому порогу. На берегу лиственница срубленная, щепки чистенькие. Обтесанный ствол унесен. Баба дальше. Скала в са мый порог выдалась. Наверху скалы свежий крест стоит, в трещину на крепко вбит, раскреплен, клиньями. Все по-хозяйски. Крест чисто сделан ный, под шатровой накладкой. От дождей. Со скалы след кружит к ре ке. Баба дальше. По льду. Прорубь. Морозом уже остеклило ее. Следы только до проруби. Ружье лежит, топоришко заиндевел... Василий Петрович грубо выругался, вскочил на ноги. Щелчком вы бил из пачки папиросу, вздрагивающей рукой поймал ее на лету. По смотрел на Цагеридзе угрюмо и тяжело. — Подходит для кросворта? Кто поставил крест — ясно. А кому? — То есть, как — кому? — спросил Цагеридзе, несколько недоуме вая, отчего так, вдруг, переменился Василий Петрович, стал какой-то особенно колючий и жесткий. —Может быть, я не понял, хотя слушал очень внимательно. Лесник поставил крест сам себе. Бухгалтер медленно поднял палец кверху. Палец толстый, заскоруз лый и кривой. — Богов у лесника в доме не было. Неверующий. Это учти. Крест на земле — смерть, крест на скале — гибель. Вот что хотел он обозначить. 17 2 . «Сибирские огни» № 6. - —1— _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ | НовзгяЗкргш областная |_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2