Сибирские огни, 1961, № 6

ли высокие, благородные...» — признает­ ся он в письме к своему бывшему гимна­ зическому учителю Попову. «В моей груди сильно пылает пламя тех чувств, высоких и благородных, которые бывают уделом немногих избранных...» — гово­ рит он в письме к родителям. Белин­ ский чувствовал, что он способен посвя­ тить себя великому делу, во имя блага и ■счастья соотечественников. И созерцание памятника Минину и Пожарскому, размышление об их судь­ бе как нельзя лучше отвечали его меч­ те о подвиге. Но на каком поприще мог быть со­ вершен этот подвиг? На поэтическом?.. Белинский страстно любил поэзию, це­ лые тетради заполнял он произведения­ ми Пушкина, Батюшкова, Жуковского, Дельвига, Вяземского, Венивитинова... Но самому Белинскому стихи явно не давались; рифма словно смеялась над его усилиями, строчки топорщились и ломались... На поприще критики? К 1831 году относится дебют Белинского- критика: в московском «Листке» появи­ лась его заметка «О «Борисе Годунове», сочинении Александра Пушкина». Но перспектива профессиональной критиче­ ской деятельности вряд ли в те годы от­ четливо вырисовывалась перед юношей. Между тем не надо хорошо знать ха­ рактер Белинского, чтобы понять, что он ни минуты не мог жить без такого дела, которое бы являлось его всепоглощаю­ щей страстью, стояло бы в центре его нравственной и духовной жизни в дан­ ное время. И такое дело было у двадца­ тилетнего Белинского. Это работа над «драматической повестью» «Дмитрий Калинин». Когда мы изучаем письма Белинского и другие материалы, имеющие отноше­ ние к написанию драмы, то первое, что бросается в глаза, — это сознание Бе­ линским высокой значительности своего замысла. Ему он отдал дорогие воспо­ минания детства и первые впечатления московской жизни, сладкие сны отро­ ческой любви и это свое неутолимое стремление познавать окружающий мир. Он писал драму «со всем жаром сердца, пламенеющего любовью к истине, со всем негодованием души, ненавидящей несправедливость». За несколько меся­ цев интенсивной работы «Дмитрий Ка­ линин» стал его любимым детищем, над изголовьем которого ему приятно было размышлять и помечтать об его судьбе. Нельзя сказать, чтобы путь «Дмитрия Калинина» рисовался Белинскому глад­ ким и безмятежным или чтобы он ждал отовсюду громогласных похвал и восхи­ щения, — он первый готов был признать «незрелость» произведения и «сла­ бость» своих сил. Но что ни на минуту не покидало автора, так это уверенность во всеобщем интересе и широком внима­ нии к его будущей книге, в том, что она явится не «лишней в нашей литерату­ ре», «будет расхвачена в месяц», «мно­ го наделает шуму». И Белинский видел уже свою траге­ дию напечатанной. А пока что он читал «Дмитрия Кали­ нина» товарищам по университету, та­ ким. же, как и он, казнокоштным студен­ там. Нам ре трудно будет представить себе эти чтения... Они проходили в ста­ ром здании университета, в правом фли­ геле, на четвертом этаже, где сейчае помещается филологический факультет. Здесь, в комнате номер одиннадцать, со­ бирался пытливый и любознательный народ — Прозоров, Аргилландер, Чистя­ ков и другие члены «Литературного об­ щества 11-го нумера», из которых са­ мым замечательным был, пожалуй, Па­ вел Петров, будущий известный ученый- ориенталист, уже знавший к тому вре­ мени французский, немецкий, итальян­ ский, английский, арабский и персид­ ский языки. Бекинский читал горячо, страстно. Одному из его слушателей — Прозорову — надолго запомнился чита­ ющий Белинский: взбитая прическа; рез­ кие движения; худое, истощенное, но си­ яющее непобедимым воодушевлением ли­ цо... Потом начинали обсуждать прочи­ танное. Был десятый час — время идти в спальню, того гляди явится субинспек­ тор или сам инспектор П. С. Щепкин, «университетский Талейран», по харак­ теристике Герцена, ненавидевший дерз­ кий «11 нумер» и называвший его зве­ ринцем, — а студенты все не расходи­ лись. Было в драме немало такого, что волновало юношеское сердце... Чтение увлекало «слушателей страстным изло­ жением предмета и либеральными по- тогдашнему идеями», — вспоминал Про­ зоров. «Всем по тому времени весьма резким монологам мы страшно аплодиро­ вали», — писал Аргилландер. Белинский слушал товарищей, по обыкновению, склонив голову набок и попыхивая трубкой, — привычка, приоб­ ретенная им в университете. Он был до­ волен. Первое испытание «Дмитрий Ка­ линин» выдержал. Теперь можно было идти дальше. В январе 1831 года Белинский отдал рукопись в цензурный комитет Москов­ ского университета. III Чем ясе взволновала пьеса своих юных слушателей? В чем ее смысл? «В протесте против самодержавия и крепостного права», — утверждаем ми часто, имея в виду и «Дмитрия Калини­ на» и многие другие подобные произве­ дения. Говоря так, мы ни в чем не погрешим против истины. Но мы лишаем произве­ дение той индивидуальной окраски, отни­ маем у него ту выстраданную силу, ко­

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2