Сибирские огни, 1961, № 6

шагу и весело заржали. Неистово залаяли откуда-то появившиеся две большие собаки. Из юрты выскочил босой худенький с всклоченной головой мальчик якут лет двенадцати и, быстро перебирая тонкими ногами, побежал к собакам, ругая их по-якутски. Собаки послушно отошли в сторону. Мальчик с любопытством уставился на незнакомых людей. За ним степенно вышел старый якут с морщинистым, как печеное яблоко, лицом, в длинной, по колено, грязной рубахе, в летних торбосах из сыромятной кожи, с трубкой в зубах. Вслед за стариком, с трудом переступив высокий порог, появилась сухонь­ кая старушка в мешковатом черном платье. — Здорово! Мин — Сафрон Корякин. А ты кто? — протягивая руку и под­ нимая тяжело нависающие над глазами веки, спросил якут. — Иннокентий Шилов, — крепко пожимаю я сухую узловатую руку старика. — А это моя жена Варвара! — представляет он старушку. Поздоровавшись по очереди со всеми, старик кланяется, жестом приглашает зайти в его юрту. — Спасибо, обязательно придем, вот палатку поставим и придем! Сафрон показывает сухое ровное место недалеко от своей юрты на высо­ кой речной террасе Индигирки, где мы быстро разбиваем свой лагерь. В старой юрте свежо, прохладно и темно. Стены и потолок закопчены ды­ мом. Слабо проникает свет сквозь обломки стекол, вшитых между двух кусков бересты, заменяющих рамы в окнах. На очаге-камине тлеют угли, над ними висит медный закопченый чайник и большой медный котел. — Сюда проходи, начальник, это место садись! — усаживает гостеприим­ ный хозяин. Семен и Адам выкладывают на стол угощения: последнюю буханку белого хлеба, печенье, чай, сахар и конфеты. На столе появляются большие деревянные тарелки, подносы с вареной жирной говядиной, кусками зайчатины и утятины. К явному удовольствию хозяев, выставляю на стол бутылку с разведенным спиртом из своего аварийного запаса. Варвара достает из маленького ящика фарфоровые белые чашки, осторож­ но расставляет их на столе и присаживается рядом со своим внуком Ильей. Адам быстро-быстро на якутском языке рассказывает хозяевам про работу отряда. — Мин — стахановец! Мин — первый охотник! Два плана пушнины сдал, первый сорт! — бьет себя в грудь Сафрон. — Слышал, Гаврила Кривошапкин мне рассказывал, — подтверждаю я, — ты, дедушка, первый охотник в Индигирке. — Первый, — охотно соглашается старик. — А сколько тебе лет, Сафрон? — Много, да много! В колхоз не берут. Старик, говорят, — и, поставив вы­ питую чашку, он девять раз взмахивает обеими руками и один раз одним пальцем. — Девяносто один! — Ничего себе, ядреный старик. Если только годков себе не прибавил! — искренне восхищается Воротилов по дороге к себе в палатку. Вечером с реки послышались крики, скрип весел — это приплыл отряд Исаева. Рано утром вместе с Пятилетовым я иду опробовать небольшой ручей в трех километрах от юрты Сафрона. — Однако пустой. Напрасно туда пойдешь, — отговаривает Сафрон. Но мы не поддались уговорам.