Сибирские огни, 1961, № 6
И было это на грани между его обычной шутливостью и живой чело веческой обидой. Вдруг возле него оказалась Баженова. Молча положила руку ему на плечо, и они закружились. Сразу составились мнбгочисленные пары, за шаркали по некрашеному полу ногами. Стало тесно. Цагеридзе на сво ем протезе все время запинался, сбивался с такта, морщась от внезапно возникающей боли в ноге, налетал спиной на соседние пары и не столько вел Баженову, сколько сам опирался на нее. Так он сделал пять-шесть кругов и остановился. Баженова смотрела на него встревоженно. — Спасибо, Мария,— сказал Цагеридзе.— Оказывается, я совсем не Мересьев. О вас я тоже кое-что узнал дополнительно. Еще раз: боль шое спасибо. Веселитесь. А мне правильнее будет пойти домой. — Нога? Ну зачем вы так? — с тихим укором спросила Баженова.— Может быть, вас проводить? — Если бы вы не сказали «проводить», я бы ответил: «нога». Но те перь я говорю: докладная записка. Не провожайте. Он сжал ей руку чуть выше кисти и, среди танцующих, стал незамет но продвигаться к выходу. 3 Правда заключалась в том, что нога действительно не очень-то бы ла послушной. Цагеридзе казалось, что вот-вот он зацепится за какую-ни будь неровность пола и смешно повалится вместе с Баженовой. Да и побольнее это было, чем во время ходьбы. Вторую правду он тоже на звал. Незаконченная и неотправленная в трест докладная записка не да вала покоя, и главным образом потому, что он не знал, как ее закончить. А не в его характере было отдаваться на волю времени. Третью правду Цагеридзе спрятал в словах «не провожайте», которые казались вроде бы и совершенно ясными — «я чувствую себя великолепно и дойду сам», а на деле таили иное: «Не нужно, Мария, чтобы о вас лишнее говорили». И эта, третья, правда была, пожалуй, самой главной, заставившей Цаге ридзе одного, и потихоньку, оставить красный уголок. В коридоре он натолкнулся на Василия Петровича. Бухгалтер стоял, засунув руки в карманы и, как всегда, с папиросой, прилепленной к ниж ней, отвисшей губе. Его отношения с начальником рейда оставались по- прежнему неопределенными. Точнее, они были неопределенными с обеих сторон. Оба присматривались, оба не любили друг друга, а почему — с полной отчетливостью не смогли бы сказать. Может быть, Василию Пет ровичу просто не нравилась молодость Цагеридзе и то, что с его приез дом бухгалтер снова становился лишь вторым «главным лицом». И хотя при Лопатине существовала эта же должностная лесенка — годами сво ими Лопатин больше подходил для старшего. А есть все же разница в том, кто отдает распоряжения: ровесник ровеснику или мальчишка ста рику. Пожалуй, Василию Петровичу не нравилось в Цагеридзе еще и на стойчивое, фанатичное желание обязательно что-то выдумать с этим за мороженным лесом, который там «наверху», по существу уже и забыт. А начальнику рейда Василий Петрович не нравился прежде всего как чело век тяжелый, не очень опрятный и с неизменным оттенком цинизма во всех своих суждениях. — Василий Петрович,, вы подготовили мне справку о фактических потерях древесины на сплаве за последние десять лет? — спросил Ца геридзе. Бухгалтер пожал плечами, не вынимая рук из карманов.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2