Сибирские огни, 1961, № 6
виду, теперь он злился на Максима уже всерьез: и за то, что тот позвал его на этот дурацкий вечер; и за то, что выскочил вместо него, ответил на Женькин вызов, когда Михаил и сам уже готов был это сделать; и за то, что Максим все время вертится возле Фени; и за то, что «Федосья» первая не подошла к нему, будто и не он тащил ее на своем горбу по чер ной, морозной тайге; и за то, наконец, что Женька Ребезова оказалась в беге по кругу куда проворнее, чем он сам. А игра между тем продолжалась, азарт все нарастал, и беззаботный смех уже все чаще обрывался жалобными девичьими вскриками, особенно когда по кругу с ремнем в руке носился Виктор Мурашев. — Жестокая забава, товарищ председатель месткома,— сказал Цаге- ридзе Баженовой.— Да, откровенно говоря, неприятно даже смотреть. Некультурная игра. А сейчас это больше походит на джигитовку с руб кой лозы. Я не уверен, что только лишь танцы да танцы и есть самое луч шее, но во время танцев хоть не плачут. Почему в месткоме не подумают, каким образом можно бы интереснее проводить вечера? — А это, по-видимому, не намного легче, чем начальнику рейда при думать, как нам спасти замороженный лес,— не поворачивая к нему го ловы, отозвалась Баженова. — Ага! — сказал Цагеридзе.— Понимаю. Джигитовка с рубкой ло зы перебросилась и сюда. Я уже не могу быть джигитом, но не хочу быть и лозой. Даже под вашей саблей. Он захлопал в ладоши, что означало — пора кончать игру в «ремеш ки», надоело. И сразу девчата его ноддержали, тоже захлопали, дружно и горячо. — Танцы! Танцы! — выкрикнула Лида.— Гоша, давай! Отдохнул? Танго! — К свиньям! — перебил ее Павел Болотников.— Гошка, снова жги «Иркутянку». Ребезова с Максимом не доплясала. — Нет, если можно,— сказал Цагеридзе,— если можно, я прошу сперва сыграть вальс. Любой, какой хотите. Танго я танцевать не умею, «Иркутянку» тоже, а стоять столбом у стены очень тяжело. Ему по-юношески хотелось войти, влиться в общее веселье, войти не зрителем, не наблюдающим, а ловким, озороватым заводилой. И еще: хотелось проверить как следует свой новый протез, к которому он посте пенно все же привык. Настолько привык, что в последние дни перестал брать с собой даж е палку. Костыль он вообще вынес в сени: «Пусть сто ит здесь. И только на случай, если сломаю здоровую ногу». Гоша несколько раз пробежался по клавишам, пробуя то один, то дру гой, и наконец тихо, медленно заиграл «Амурские волны». Цагеридзе вы шел на середину, постоял в недоумении и протянул руки вперед. — Почему оказался я первым? И вообще совершенно один? Разве вальс — это плохо? Он помолчал, выжидая. Все как-то переминались. — Могу я выбрать девушку? — заговорил он снова.— Или меня де вушки выберут сами? В эти слова, сказанные легко и шутливо, он хотел вложить самый простой, безобидный смысл: «Я не знаю, гожусь ли я в кавалеры?» Но девушки этого не поняли. Для них слова ЦагерДизе прозвучали грубее: «Кто хочет покружиться с хромым начальником?» И Цагеридзе стоял один посередине, Гоша прилежно играл «Амурские волны», а девушки пе решептывались и словно бы отодвигались к стене все дальше и дальше. Прошла тяжелая минута. Другая... — Очень точный ответ,— сказал Цагеридзе, поворачиваясь, чтобы уйти.— Я всегда преувеличиваю свои возможности.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2