Сибирские огни, 1961, № 5
тил: «Я скорей поступил бы в сторожа ватерклозетов в парках Токио. Это вернее...» Следом за «литерными» поездами медленно потянулись составы ■разбитых «классных» вагонов вперемешку с составами грязных теплу шек, в которых прежде перевозили скот. Все они были битком набиты те ми, кого пугало самое имя Красной армии. В ночь на 14 ноября 1919 года ударил небывалый для начала зимы мороз и к утру накрепко сковал реку. Природа помогала большевикам. Утром в Омск ворвались бойцы Красной армии. Они сломили сопротив ление остатков белых и первым делом, захватив тюрьму, выпустили на свободу всех заключенных. Бахметьев вышел на улицу грязный, обросший колючей бородой и сразу же направился к особнячку Митеревой. Ьахметьев подошел к знакомому крыльцу. Он яростно застучал в двери, но никто ему так и не открыл... Со стороны Иртыша, по крутым улицам, как из-под земли, в город вступали новые подразделения Красной армии. 5 Под старой лиственницей еще сохранился снежок от первого замороз ка. Солнце снова пригревало, хотя и по-зимнему. Под горой за макушка ми деревьев играла река. У входа в землянку госпиталя Настенька стирала белье раненых. Мыла не было: вместо него она брала серую вонючую массу — подмылье, сваренное из кишок. Ее маленькие руки работали проворно. Тепло и ра достно было на ее детской еще душе. Она радовалась так, как может радо ваться только ребенок чужому счастью. Настенька заметила, как вся пре образилась Катя с того дня, как узнала, что Матвей Михайлович воюет вместе с тасеевцами и со дня на день должен приехать сюда. «Вот встре тимся!»— говорила Катя и бросалась целовать Настеньку. Второй уже день Катя как-то по-особому прибирала свои волосы. Большой пучок на затылке очень шел к ее голове. «Вот, кого я только не встречала,— дума ла Настенька,— а лучше нашей тети Кати никого нет! Все, все раненые говорят о ней — «наша Катюша». Даже слепой Мефодий Ключников, и тот всегда улыбался, когда подходила к нему Катя. А вчера он сказал: «Руки ласковые у тебя, Ка- тенька, все боли снимают». Ох! И жаль, что не может он увидеть, как она хороша. «Голос мне твой,— говорит,— очень знакомый, как у моей Сонечки в Питере. Осталась она там, сердечная, на восьмушке хлеба. А как думаешь, Катя, примет она меня теперь такого или не примет?» «Да что вы, Мефодий Алексеевич! Конечно, примет. Про вас даже товарищ Яковенко говорил: — главное, голова его цела, а руки найдутся». «Ну, а ссли не примет?» — беспокойно допрашивал Мефодий. «А тогда и жа леть о ней нечего!» — успокаивала Катя. Поговорит с ней Мефодий, и вся суровость исчезнет с его лица. Приободрится человек, теплее стано вится ему жить на белом свете. И верит он, что скоро поедет в свой желанный Питер, где давно ждет его Сонечка. Настенька часто поглядывала на соседнюю землянку. Даже крыша ее казалась какой-то складной и не иначе потому, что под ней работала Катя. Настенька и не заметила, как к ней тихонько подошла Катя. — Ух! Сколько ты настирала! — сказала она.—Давай я тебе помо
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2