Сибирские огни, 1961, № 5

шисто, два раза черкнул там, где стояло им написанное слово: «расстре­ лять». Бахметьев, ничего не видя, выбежал из тюремной канцелярии. Его ждал фаэтон. Неподалеку от лошадей стоял мальчишка в рва­ ной женской кофте и пытался стеклышком от очков разжечь ватку. Бах­ метьев всегда воображал, что любит детей, они всякий раз напоминали о дочурках, оставленных в Петрограде... Он даже подумал, что должен сделать для них что-то доброе, но гнетущее чувство своей преступности сковало его. Сейчас ему был ненавистен весь мир. Даже человеческие го­ лоса раздражали его. Он быстро прошел к фаэтону, толпа женщин расступилась. Невидя­ щими глазами он охватил какие-то серые пятна вместо лиц и, вскочив на мягкое сидение, крикнул в спину вознице: — Пшел! Рессоры закачались, мягко запрыгали резиновые шины по булыж­ нику. Тюремный забор тянулся бесконечно долго... 2 Размытая весенними ручьями, дорога шла то по самому берегу Ени­ сея, будто стараясь увидеть разлив могучей реки, то жалась к отвесным скалам. Федор Кузнецов и Матэ, скованные вместе наручниками, шли в пер­ вой паре, а за ними — след в след шагали еще несколько пар товарищей по тюрьме. Если бы не конвойные, можно было бы подумать, что идут пары не­ разлучных друзей, крепко держась за руки, как, может быть, ходили они когда-то по школьному коридору на большой переменке. Далеко, на другом берегу Енисея, трепетало красноватое пламя за­ ката. Оно будто звало к себе, туда на волю, где бескрайние просторы убегали за горизонт. — Вот там, у Токмака,—показал Кузнецов свободной рукой,— со­ бирались рабочие сходки. На самой вершине скалы давно какой-то смельчак выцарапал слово: «Свобода». И сколько раз царские жандармы ни пытались стереть это слово, так оно и осталось. — А вон та дальняя гряда немножко напоминает Карпаты,— тихо произнес Матэ. Они понимали, что должны говорить о чем угодно, лишь бы немно­ го отвлечь друг друга от страшной думы. Догадка цепенила душу. «Удивительно устроен человек,—упорно думал Матэ,— в детстве ка­ залось невероятным, что тебя еще не было на свете, а мир уже существо­ вал. Завтра, возможно, моего «я» уже не станет, но так же будут шуметь деревья, петь птицы... А ведь смерть не страшна! Жаль только стари­ ков,— худо им будет, когда узнают, что погиб их Матэ... Узнают ли? Узнают. Если Иван останется жив, он найдет мои следы, и ему тоже станет больно. Будет больно Кате... А жаль, что не смогу больше подой­ ти к ней, улыбнуться. Ей всегда нравилось, когда я улыбался... Скоро у меня все пройдет, а им еще очень долго будет тяжело. Да что это я? Ко­ гда знаешь, за что умирать, тогда должно быть совсем не страшно. Нет, не страшно!» Матэ показалось, что вся его жизнь была подъемом на высокую ска­ лу, и вот, когда он уже был недалеко от ее вершины, с которой виден большой, необъятный мир, залитый солнцем, его повели на расстрел... А ведь его родина уже свободна! Ну, разве не обидно погибать в такое время!..