Сибирские огни, 1961, № 5

провода. За полотном двигались темные силуэты всадников — казаков из» эскадрона Первого Аргунского полка. Люди разговаривали вполголоса, отчетливо выделялся дробный то: пот копыт. Командующий фронтом отдал приказ: занять ближние подсту­ пы к станции под покровом ночи. Пехота ушла вперед еще до наступле­ ния темноты. На крайнем левом фланге нагоняла ударная группа Бориса Кларка. Вероятно, никогда в жизни не слушались так казаки своих ата­ манов, как этого простого рабочего с добрым взглядом темных глаз и уп­ рямой шевелюрой. Любили бойцы Бориса Кларка за его сметку и отвагу. «Вот и казаки — гроза забастовщиков, а теперь дерутся за советскую' власть»,— думал Матэ. Аргунцы действительно хорошо знали, за что они. сражались. И ни у кого из особой сотни разведчиков Кларка не повернул­ ся бы язык проситься домой. Все знали, что Кларк воевал, оставив дома шестерых детей. И, может быть, впервые Матэ сейчас почувствовал, что он способен' завидовать. Впервые пожалел о том, что не был рабочим, таким, как Бо­ рис Кларк, Карой Лигети, тем, для кого был прост и не труден переход к: пониманию великой исторической роли сознательных пролетариев. «Как прекрасна будет жизнь на земле, когда миллиой Кларков во всех странах по-новому переделают мир», — подумал Матэ и только тут заметил, что» ехал среди обломков взорванного вчера бронепоезда. Кругом валялись скрученные листы железа, изуродованные платформы и скаты колес. Под насыпью лежал обгоревший паровоз. Матэ пришпорил Буланку и, лишь догнав Ивана Изосимова, пере­ вел коня на шаг. Тихая, добрая ночь. Небо дышало прохладой, и степь отдыхала по­ сле знойного дня. Матэ ехал молча. Ивану показалось, что его друг загрустил. — Ну, как твои дела... сердешные?—спросил он. — Катю повидал? — Видел, а разговор у нас не получился. Время суровое очень для та­ ких дел. — Это верно. А я, брат, согрешил тут без тебя, хочу покаяться, как. на духу... — Что еще? — встревожился Матэ. — Да ты не бойся... Вот в те дни, когда я малость подзагулял, ну и забрел вечерком в прачечную. А там у них, как на гулянке, не поверишь,, что и война рядом. Молодость! Ничего-то ее не берет! За день-то, сердеш­ ные, намаялись, и хоть бы хны! У них там горы нашего солдатского белья. Все руки, наверное, состирали, а ничего — веселые... И приглянулась мне- одна, славненькая такая, голубоглазая. Машенькой зовут. Сидим мы с ней на лавочке за избой, калякаем. Взял я ее ладони, а они, веришь ли, все в таких ямочках, кожа сморщилась. Так жалко мне ее стало, я и по­ целовал ей руку. И сам не знаю, как это получилось. А она вдруг приль­ нет ко мне всей грудью, у меня даже голова закружилась. Не видала она в своей жизни еще мужской ласки... Ну, помиловался я с ней до самого рассвета... И вот с той поры куда бы ни шел, что бы ни делал, а все Ма­ шеньку вижу. Трудно ей будет одной, сердешной, если у нее маленький Иван от меня на руках останется. А жив буду — женюсь на ней и тебя на свадьбу приглашу!.. Вот что натворил твой Иван! Поди-ка, ругать ста­ нешь, Матвей Михайлович? — Теперь уже поздно тебя ругать. Машеньку твою жалко... — Что ты, Матвей Михайлович! По сердцу она мне пришлась. Я те­ бе даю слово: женюсь! — Кто знает, будем ли мы сами завтра живы?