Сибирские огни, 1961, № 4

тауров.— Бери разнарядку в райисполкоме и езжай. Я позвоню Хожалову.. Да перечисления произведи! — Павел Николаевич, не отпускает Петро Логунову.— Это робкий голос увольняющейся продавщицы. — Алло! Алло! Петро, ты чего там волынишь? Мы же без продавца сидим. Чего ты уцепился за Логунову? Приглянулась, что ли? Ну так вот, слушай меня: не устанавливай там свои законы! Отпустить! Понял? Меньше рассуждай — больше делай! Клацнула трубка. — На третью бы ферму забросить горбыль... — А ты входи в ажур! — Не укладываемся... — Иванихин! Сегодня же обойди фермы и возьми все нужды на ка­ рандаш... — Савватеев! Все шкуры завтра сдай в заготпушнину! Беличьи бунты оформил? Трещит телефон. — Я слушаю! Лесоматериал? Пусть отфактуруют. Слушай, порядок такой: сделали клетки — и сразу же на сушилку. И только после этого наряд выписывай. А то вас, ротозеев, обводят вокруг пальца! А ты их в дугу гни, в бараний рог почаще скручивай. Нечего цацкаться! Это же ар­ харовцы! Частники! Наконец один за одним люди уходят из кабинета. В телогрейках, в полушубках, в тулупах, в шапках. Озабоченные, сердитые, спокойные. Ася заглянула в щелку. У окна сидел Дорофеев, а у стола топтался шофер, мял шапку. — Ну, чего тебе? — спросил Татауров. — На работу бы... — Так ты же пьянствуешь. Старшего механика за грудки схватил.. ■— Я бросил пить. — Врешь! Наконец шофер вышел. Лицо его было покрыто испариной. С приходом Татаурова совхоз стал образцовым, о нем шумели газе­ ты. Совхоз прокладывал путь всему району: Калары от охоты переходили к звероводству. И все же люди не любили директора. Они боялись его. Скучно жить рядом с таким жестким человеком. Он оставлял гнетущее впечатление. И никто не мог понять, почему он такой. Все это мгновенно вспомнила Ася, входя в кабинет. В нем было так холодно, что Татауров и Дорофеев сидели в полушубках, в шапках. Пол в кабинете перекосился, некоторые половицы выперло, у стола был такой наклон, что с него скатывались карандаши и ручки. Ася, войдя, запнулась о половицу. Татауров поднял голову, сдвинул шапку, обнажив большой, бугри­ стый лоб. Директор сухо осмотрел Асю, будто уколол ее встопорщенными хвойными усами и бровями. Перед ним стояла пепельница: птенец-воро­ ненок раскрыл клюв, просил есть. Татауров сунул птичьему ребенку в рот горящий окурок. Ася напряглась, решительная и хмурая, твердо выдержала дирек­ торский взгляд. — Что вы там выкинули? — спросил Татауров. Ася, как можно спокойнее, объяснила, что произошло. — Все это нелепая случайность,— закончила Ася. — Зачем вы врете? — спросил Татауров, стараясь припугнуть Асю. Она похолодела. Еще никто не говорил с ней так оскорбительно. — Я — комсомолка. Я не то, что вы думаете,— проговорила она со