Сибирские огни, 1961, № 4

Харлампий невозмутимо сосал трубку. Дорофеев сипел: — Гвоздь длинный, шкура не могла упасть. — Я в жизни своей никогда и ничего не взяла чужого! А вы... вы...— Ася с ужасом посмотрела на двух стариков, не верящих ей. Такого уни­ жения, такого позора она еще не испытывала. — Честное слово, все так и было, как я говорю,— умоляла она ста­ риков поверить ей. И чем она горячее и судорожнее доказывала, тем боль­ ше вызывала подозрение. — Да ты знаешь, что ты наделала?! — простуженно сипел Дорофе­ ев. — Вот пришьют статью, тогда запоешь! — Ничего я не брала! Не брала я! — твердила Ася, затравленно гля­ дя на стариков. Лицо ее вдруг облили слезы. — Рано, милая, начала искать легкую копейку,— сурово прогово­ рил Дорофеев.— Честь берегут смолоду! — Я честная! Я честнее вас! — закричала, как ужаленная, Ася.— Я не думаю о людях так плохо, а вы... — Сначала разобраться нужно, а потом говорить,— вмешалась Лю­ бава.— А то этак проще пареной репы ошельмовать человека! — Не реви — разберутся! — Правде рот не заткнуть! — Всякое, конечно, приключается! Заговорили кругом. — Чужая душа — потемки,— жестко оборвал разговоры Дорофеев,— в нее не влезешь! У меня внук семнадцать лет на глазах рос, воды, бы­ вало, не замутит. А год назад со шпаной связался, квартиру очистил, . в тюрьму сел. Вот и верь после этого... — Так, значит, вы считаете, что я...— Ася даже не смогла выгово­ рить страшное слово. — Я ничего не считаю,— решительно произнес Дорофеев.— Но в складе большие ценности, числятся они на мне, и я не намерен рисковать своей головой. Отправляйся-ка отсюда, милая, и больше сюда ни ногой, а завтра будешь иметь разговор с директором. Ася вдруг успокоилась, вытерла опухшее от слез лицо и холодно про­ изнесла: — И поговорю. Молчать не буду. Клеветать на себя не позволю. Она схватила пальто, вышла. — Негодяи, негодяи,— прошептала она, одеваясь на морозе. На улице почувствовала, что не может идти. У ворот стоял грузовик. Она села на подножку. В душе было странно спокойно, только коленки дрожали. Вдали прокатила вереница оленей, запряженных в нарты. Вет­ вистые рога пронеслись, как реденький лесок. «Меня теперь считают воровкой! — ужаснулась Ася.— Как теперь жить? Как смотреть людям в глаза? Через час об этом будет знать все село...» Она почувствовала себя опозоренной. Домой шла словно больная. «Как они могли? Какое право имели так подумать? — мысленно кому-то говорила она.— И как только не стыдно людям не верить друг другу?!» Перед ее глазами все мелькало сипящее, ненавистное лицо Дорофе­ ева. «Он и себя-то, наверное, любит только по воскресеньям». Еще десять минут назад жизнь ее была такой ясной, чистой, такой счастливой, а сейчас все перепуталось и начался какой-то кошмар. Она теперь как зачумленная. Ей невозможно будет показаться среди людей... Прижаться бы сейчас к маме, услышать бы голос отца. Как далеко до них!