Сибирские огни, 1961, № 4
Колоколов засмеялся, спрыгнул со сцены, подошел к ним. — В сосульки превратились? Вот я вас в тайгу увезу. Попробуйте-ка в такой мороз в палатке спать! — Подумаешь, испугал! — зашумела Славка.— Да хоть сейчас поеду! — Идет! Ловлю на слове! Потом не отбрыкиваться! — Ты ее, Анатолий, через тайгу-матушку на оленях прокати, да с ветерком! — проговорил шофер Алешка Космач. Это был отчаянный па рень, уже дважды сидевший в тюрьме за дебоши и хулиганство. Тюрьма и лагеря оставили на нем следы — татуировку. На левой руке — выколо та уродливая женщина. Под ней дымчатые буквы вздыхали: «Любовь раз бита». На правой руке целовались два сизых голубка. Дымчатые буквы здесь радовались: «Есть на свете любовь». Как большинство уголовников, Космач был сентиментальным. Немало лет он имел дело с милицией, с судами, с тюрьмой, с лагеря ми. Но наконец это ему надоело. Он приехал к матери в совхоз и зажил, как все... На сцене шла репетиция чеховского «Юбилея». Роли исполняли ре дактор газеты, судья, библиотекарша и учительница. Все это была моло дежь. Сейчас они больше смеялись, чем репетировали. — Братцы! А ведь Новый год на носу, и концерт потребуют с нас, как с миленьких! — крикнул Колоколов. Ася устроилась около печки, уткнулась в книжку: она учила для кон церта «Персидские напевы» Есенина. Колоколов со Славкой сели на последний ряд. Они ждали своей ре петиции. — Мне очень хочется, чтобы ты получше узнала тайгу,— шептал Ко локолов.— Пожить здесь и не узнать ее — глупо. Ведь больше уже ни когда — понимаешь? — никогда ты сюда не приедешь! Каларская тайга, гольцы! Славка с удовольствием слушала его и радовалась, что они могут по шептаться. — Поедем со мной в стадо? Увидишь оленей, таежные дебри... — Я же сказала — поеду! — задорно ответила Славка. — Обещаю тебе: ты эту поездку будешь помнить всю жизнь. — Вот здорово! Едем! Полная Любава с соломенной косой и с добрым лицом пела на сцене низким, грудным голосом: В роще калина, тСмно, не видно, Соловушки не поют... Космач, положив кудлатую голову на баян, закрыв глаза, растягивал мехи, и баян звенел о теплой темноте, в которой спали рощи и соловушки. Колоколов почему-то тихонько засмеялся, ладонью потер лицо, счаст ливо посмотрел на Славку серыми простодушно-веселыми глазами. — Откуда ты взялась? Из каких стран заявилась? Из каких лесов прилетела? Славка тоже еле слышно засмеялась, прикрыла влажные глаза. — Нет, какая забавная штука жизнь! — изумился Колоколов. И вдруг без всякой связи добавил: — Ярослава! Имя у тебя — дай бог каждой! И от этих слов, и от песни о темной роще с милым другом, которому все соловушки запели, сердце Славки радовалось. Она посмотрела на него серьезно. Он крепко сжал ее холодные паль цы. Они смущенно уставились на сцену, не слыша репетирующих, не за мечая хмурых глаз Аси... А потом пели они.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2