Сибирские огни, 1961, № 4

Славка задерживалась. Ася сердито подбросила дров, и железная- печка забушевала, подняла пальбу. Сразу сделалось жарко. На бревенчатой небеленой стене висела картинка: в синей дали моря белел клочочек убегающего паруса. Ася посмотрела на него, тихонько вздохнула, сняла пальто, шапку, постояла, не зная, что делать, мягко, бесшумно прошлась, чувствуя сквозь оленьи унты щепки и палочки на полу. Опять вздохнула, вытащила одну половицу,— вечная мерзлота вы­ жала в подпол воду,— зачерпнула ведром вместе с кусками льда и поста­ вила на печку. Завтра нужно будет мыть пол. Треснуло, выстрелило от стужи бревно в стене. А Славки все нет... Вместо стульев Колоколов приволок им откуда-то два самодельных, парикмахерских кресла с торчащими подставками, на которые клиенты отбрасывали головы, когда их брили. Окна с улицы завешаны мешками. К дощатому потолку на веревоч­ ках прилажена длинная палка, к ней прикреплена пестрая занавеска, скрывающая кровать. На эту палку забрасывали платья, полотенце. Около кровати виднелся большой, спиленный вровень с полом пень. Его трудно было выкорчевать и поэтому просто спилили и покрасили вме­ сте с полом. На оранжевом пне ясно виднелись годовые круги. Все это забавно, а когда трещит печка, даже уютно. Но Ася хмурит­ ся: Славки все нет... Зашумела пила. Сначала там, во дворе, пилили, а потом застучал то­ пор по чурбакам. Распахнулась дверь, и в клубах стужи ввалилась Слав­ ка. Лицо ее красно от мороза. В пышной тарбаганьей шапке, в телогрей­ ке, в оленьих унтах, она была настоящей русской красавицей. — Чай приготовь! Будем чай хлебать! — крикнула Славка и выбе­ жала из избы. С улицы донесся смех. Лицо Аси стало еще строже. Она по­ ставила на печку чайник, застелила стол свежей газетой, зажимая в л а ­ дони куски, наколола ножом сахар. А те долго пилили, долго таскали дро­ ва. В дверь то и дело врывались большущие морозные клубы, в них мель­ кала Славка, гремели поленья. Наконец, смеясь над чем-то, они вошли оба. Лица их пылали, ресницы заросли инеем, лохматые шапки съехали на затылок. На них приятно было смотреть. Асе нравился Колоколов, нравилось его круглое лицо, с мальчишечьи пухлыми губами, его постоянная бодрость и неугомонность. И все же с некоторых пор она хмурилась при виде его, была суховатой. И Колоко­ лов это чувствовал. Но он не знал за собой никакой вины и поэтому ре­ шил, что просто у Аси строгий характер. И ему это даже нравилось. И во­ обще ему было приятно бывать около сестер. Уже два года живет он бо­ былем и соскучился об уюте, которым был окружен в доме матери. И вот в эту суровую даль, в лютые морозы, в грубоватый мужской мир вдруг явились две милых сестры. И сразу жизнь Колоколова наполнилась чем- то значительным, что-то пробудилось в душе тонкое, смутное, едва улови­ мое, будто откуда-то издалека повеяло хорошими цветами. Даже просто вот так сидеть около их печки, видеть их лица, глаза, мелькающие руки, даже это — чудесно! — Скоро вам легче будет,— сказал Колоколов.— Полсотню лисиц на убой выбрали. Только сотня у вас останется. Он подал Асе список отобранных лисиц. — И Андреяшку?! — воскликнула она. — Стареет. Сыновья его останутся. — Жаль Андреяшку. Нравится он мне злостью своей. Как он меня ненавидит — восхитительно! Колоколов взял гитару, сел у печк^ на груду дров и, прикрыв глаза, осторожно перебрал струны, тихонько запел свое любимое: