Сибирские огни, 1961, № 4
...Чавкают рыла. ...Он сын человечий, Чтоб жать, чтоб молоть, Чтоб женские плечи — Как дыни ломать!.. ...Щетина, как стрелы, И уши до пят... Родился Гастелло! ...Хряки храпят. Я цитирую эти строки, а рядом на столе лежат стихи одного из якутских поэтов Семена Данилова. Это — стихи о девушке-враче из Москвы. Теплые, нежные, глубоко человечные: Где-то там, в урочище старом, Заболело дитя... И вот— • — К нам Ивановна едет! —с жаром Шепчут люди.— Она спасет! Бьет пурга. Завывает тонко. Мчит упряжка. Дали мертвы. Сквозь пургу, чтоб спасти ребенка, Едет девушка из Москвы. И после этих строк я читаю у Возне сенского: Он встает с четверенек, черт, Он кричит на меня по-оленьи... или: Третий Лунник летит, как милый! Но медвежьи храпят углы, В них еще существуют рыла, Суеверья, злословья, мглы... Как же надо не любить людей, чтобы возвести такую напраслину на целый народ! Под стать замыслу поэмы и ее поэти ческие качества. Почти каждая строчка грешит или своей бессмысленностью, на поминающей бред тяжело больного, или отвратительной пошлостью. Ехали казаки, Зубы казали. На красных попонах Лежали поповны! Так, по представлению Вознесенского, совершался подвиг наших безымянных русских землепроходцев, сподвижников Ермака. Но какие «попоны», позволю себе спросить автора? И какие «попов ны» лежали на этих попонах? Можно по думать, что это — турки, совершившие набег и везущие пленниц в свои гаремы. Поистине: для красного словца не жаль ни матери, ни отца. Читаем дальше: Соболь — Сибирь? Сабля — Сибирь? Староверы — Сибирь? Сталевары — Сибирь? Почему сабля — Сибирь? Почему ста роверы — Сибирь? Не меньше их было и в других местах России, скажем — на Печоре. Чем дальше читаешь — тем больше возникает этих «почему». Харя, точно хала, Крута, кругла (?!) Кепченочка копченая, Как рыба-камбала. Махнем на то, что' хала вовсе не «кругла», как пишет поэт. Пусть она будет круглой. Но какое отношение имеет все это к Сибири? Гитара семиструнная ай пистолет? — Семь бед на свете один ответ — Четыре сбоку и ваших нет! — Что это? Бормотанье, «шаманство»? Или блатной воровской жаргон? Пожа луй, и то, и другое. В своей статье «Поэтическое гусарст во и общие места навыворот» Ю. Верчен ко приводил уже стихотворение «Послед няя электричка», как образец самой бес пардонной пошлости. Но он цитировал его по сборнику «Парабола», изданному в Москве. А в сборнике «Мозаика», из данном во Владимире, оно существенно- отличается от своего московского вари анта. Начинается стихотворение так: Мальчики с финками, девочки с «фиксами»... Две проводницы дремотными сфинксами. Дальше следуют строфы, которых нет* в московском издании: Я еду в этом тамбуре, Спасаясь от жары. Кругом гудят, как в таборе, Гитары и воры. ...Они сто раз судились. Плевали на расстрел. Сухими выходили Из самых мокрых дел. И дальше через несколько строф: Чего^ ж ты плачешь бурно? И вся от слез светла, Мне шепчешь нецензурно Чистейшие слова?.. Ни гневного осуждения, ни презрения нет в этих строчках. Ни капли нравствен ной нечистоплотности, опустошенности поэт не заметил в своих героях. Да он и не хотел замечать! Он явно любуется ими, их воровской «романтикой», их блатной «любовью». В московском издании взамен этих строф появляются другие, уже назида тельного, так сказать, «воспитательного» характера: Но, может быть, поэзия Действительно сильней, Чем бритвенные лезвия, Чем выпивка парней? Но, может, все же сердце Основа бытия,— Когда, срывая серьги, Ты плачешь в три ручья? Где же искренен Вознесенский? В ка ком издании? В московском или влади мирском? Ведь обе эти книжки вышли- почти одновременно.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2