Сибирские огни, 1961, № 4

Здесь уж, если рожают, Обязательно двух! Если сучья — так бивни, А уж если река, Блещут, будто турбины, Белых рыбин бока. Что ни строчка — то развесистая клюква. Почему именно в Сибири нали­ вают так, что «вышибут дух»? Почему здесь рожают «обязательно двух»? Мож­ но подумать, что сибиряки — это ка­ кая-то особая порода людей, особая на­ циональность, отличная от русских, что сибиряки этакие Ильи Муромцы, а жен­ щины — под стать им. Даже рыбы в ре­ ке — не рыбы, а «турбины». Кстати ска­ зать, где мог увидеть автор «белых ры­ бин», величиной с турбины? Самая круп­ ная рыба в сибирских реках — осетр, но он никогда не был белым. Андрею Вознесенскому и этого пока­ залось мало. Не просторы Сибири инте­ ресуют его, не мужество сибиряков, их напористость, их воля, направленная сейчас целиком на преобразование сво­ его родного края. Он ищет ту же самую пикантную таежную экзотику, ищет «клубничку»... Бани! Бани! Двери хлоп! Бабы прыгают в сугроб. Прямо с пылу, прямо с жару — Ну и ну! Слабовато Ренуару До таких сибирских «ню». Что мадонны! Эти плечи, Эти спины наповал... Даже и в несколько переделанном после публикации в «Литературной га­ зете» виде это стихотворение по-прежне­ му остается злой карикатурой на отдален­ ные уголки Сибири, даже на ее самые таежные, самые глухие. Вот уж где, по- истине, «смесь французского с нижего­ родским»! Тут и Ренуар, тут и сибир­ ская «экзотика». И опять-таки — это не от жизни. Это от литературщины, которая, как корро­ зия, насквозь проедает даже самые «со­ временные», самые актуальные по за­ мыслу стихи А. Вознесенского. Вот. еще одно стихотворение — «Тайга»: Твои зубы смелы, В них усмешка ножа, И гудят, как шмели, Золотые глаза! Ты отнюдь не монахиня, Хоть в округе — скиты. Бродят пчелы мохнатые, Нагибая цветы... Поди ж ты, даже и «скиты» нашел у нас, в тайге, неутомимый Андрей Возне­ сенский! А ведь единственное, что еще до недавнего времени оставалось от кер­ жацких скитов — это старое название Дивногорска, города молодежи, города строителей Красноярской ГЭС. Там дей­ ствительно когда-то до революции был скит. Думаю, что это не случайно. Именно- такой — пьющей так, что вышибает дух, краем кержацких скитов, звериных ин­ стинктов предстала перед нами Си­ бирь в стихах Вознесенского. И тут ни­ чего не меняют, не спасают положения даже самые ортодоксальные концовки, вроде: Героини в палатках. Перестройка миров. В том-то и беда, что не героинь в па­ латках и не перестройку миров увидел» в Сибири Вознесенский. Он увидел то, что давно ушло или уходит, а что не уви­ дел — то выдумал. Да, Сибирь в росте, в становлении. На наших глазах происходит не только лом­ ка старого, таежного. Главное — проис­ ходит ломка характеров, человеческих: отношений. Но, как зеленая весенняя трава сквозь пожухлую гниль прошло­ годней листвы, пробивается новое. Его ничего не остановит. Оно сметает все на своем пути, ибо за ним — будущее. Но не это, видимо, интересует А. Воз­ несенского. Ведь он — «поэт наступле­ ния, вмешательства в жизнь», по харак­ теристике А. Менынутина и А. Синяв­ ского. Как смешно, нелепо звучит эта фраза после всего того, что мы процити­ ровали выше! ■ «Сибирские» стихи — это еще не все, что написал о нашем крае молодой поэт. В его владимирской книжке «Мо­ заика» Сибири посвящена еще поэма «Вой». Что послужило замыслом, путеводной нитью для этой «поэмы», полной бес­ смысленного разрушения живой ткани стиха? Оказывается, где-то в Якутии в годы Отечественной войны родился мальчик, не по возрасту большой. Да, да, мальчик-черт. По крайней мере так «определил» его «шаман». Ребенка от­ няли у матери и положили в хлев, к свиньям. Там он и вырос. Среди хряков. Допустим даже, что это так и было. Допустим... Хотя я уверен, что если бы об этом узнали якуты — самая много­ численная, самая культурная националь­ ность сибирского Севера, имеющая свою давнюю культуру, письменность, то Андрею Вознесенскому, скажем прямо, явно не поздоровилось бы! Но разве в этом — характерные черты советской, социалистической Якутии, ее людей? Ра­ зве поэт, идущий вперед, станет выиски­ вать в нашей жизни, в нашей действи­ тельности, самые темные, самые отврати­ тельные пятна, самые животные инстин­ кты? Нельзя без физического отвращения читать, скажем, такие строки: Родился Ромео! Родился Мурильо! Румяный безмерно.*.