Сибирские огни, 1961, № 3
Раны болят к непогоде Опять о ранах? Опять о чем-то тяжелом и сложном? Зачем? Не надо... И правда, я лучше вспомню о другом — о веселом, интересном, красивом... Скажем, о знаменитом лейпцигском кабачке Ауэрбаха. О том, как сыто И' добродушно поскрипывали под нами дубовые ступени, те самые, по которым два столетия назад в табачное, пивное тепло кабачка спускался Иоганн Вольфганг Гете. О том, как в углу сверкал свежим лаком огромный бочонок: на нем некогда, если верить преданию, летал Мефистофель, заставляя жирных, узколобых бюр геров икать от страха. Но тогда придется рассказать и о том, как за дверями прославленного ка бачка, в суетливом мельтешении вечерних огней, сполохов, отсветов, бликов на черном полотне беззвездного неба неслись, догоняя друг друга, мерцающие буквы последних известий: «...Срыв Женевского совещания на высшем уровне...», «Вы ступление Макмиллана...», «Хрущев выезжает в Берлин». А может быть, вернуться мысленно в Дрезден? И заглянуть еще раз в ши роко расставленные, неискушенные и мудрые, доверчивые и полные тревожных предчувствий глаза той девочки, которую весь мир зовет Сикстинской мадонной? Прежде, чем попасть в здание Дрезденской галереи, надо пересечь Театраль ную площадь. И надо взять себя в руки, чтобы не вскрикнуть от ужаса, увидев обрушенные колонны, раскрошенные фризы, изгрызанные фасады, где сквозь грязные штукатурные бинты проступают багровые пятна кирпичной кладки. На одной из стен, как прохладная рука сестры милосердия на пылающем лбу раненого, белая, видимо, тщательно подновляемая, надпись: «Замок проверен. Мин нет. Проверял Ханутин». В то время, когда мы были в Германии, мир лихорадило. Наверное, поэтому искалеченные камни городов кричали чуть громче обычного: раны очень чутки к малейшим изменениям погоды. Должно быть, верно и то, что раны на теле победителя заживают быстрее. В немецких городах следы войны встречаются часто. Они быстрее всего ис чезают там, где бьет ключом живительная, освобожденная сила молодого социа листического государства. В Лейпциге мы побывали на новом стадионе. По свет лой каменной лестнице поднялись на невысокую плоскую гору, где гид туристи ческого общества «Mitropa», восторженно размахивая руками, забросал нас на именованиями и цифрами: трибуны на столько-то мест, столько-то плавательных бассейнов, теннисные корты, велосипедный трек... Искусственная возвышенность, на которой разместились все эти чудеса, бы ла создана из щебня зданий, разрушенных войной. В Дрездене мы видели целые кварталы новых домов: светлых, легких, с разноцветными балконами. Они построены из блоков, в которых зацементирован тот же щебень. В Берлине поистине величественное впечатление производит первенец со циалистической стройки — Сталиналлея, улица, где в многоэтажных жилых до мах, государственных магазинах, учреждениях кипит бурная, деятельная, разум ная жизнь. Но встречаются раны и очень тяжелые, болезненные, трудно излечимые. Они нанесены руками тех, кого тревожило не столько фашистское прошлое Гер мании, сколько ее возможное социалистическое будущее. В городе Дрездене не было военных объектов. Тем более не могли они быть размещены в историческом здании оперного театра, в галереях и колокольнях Цвингера, в картинной галерее, в церковке, построенной итальянскими архитекто рами в начале XVII' столетия. Но американские самолеты бомбили именно эти памятники архитектуры,, бомбили тогда, когда капитуляция Германии была уже предрешена. Обычно символом восстановления является мастерок строителя. В Дрезде
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2