Сибирские огни, 1961, № 3
Им нравилось вдвоем бродить по лесу. Однажды она заметила в сто роне под березами крупные фиолетовые цветы на высоких стеблях. Зашла в траву по пояс, как в озеро. Стало страшно, что в сумраке под ногами может оказаться змея. Кинулась обратно по своему, перепутанному тра вой, следу, споткнулась, упала, как утонула. Игорь подбежал. На мгнове ние Груня прикоснулась к его сильным, бережным рукам, увидела страшно близко его улыбающиеся, слегка обветренные губы, серые, теплые глаза. После этого она уже почему-то твердо знала, что он самый хороший, са мый умный, и не понятным казалось, что все остальные не замечают этого Другой раз их застал дождь. Это тоже отчетливо запомнилось. Они были у реки. На спокойной воде вспыхнули оспины первых капель набе гающего ливня. Пролились молнии огненными, ослепительными струями. Небо дребезжало, грохотало, обрушивалось. Может быть, оно гневалось на щупленькую девушку, которая притаилась под кустом калины. Но ей не было страшно — он, Игорь, был рядом. Однажды вечером они прибежали на песчаную косу, где в теплом песке поблескивали осколки раковин перловиц. Потные и пыльные после работы, разделись и кинулись в воду. Груня, расплескивая в стороны воду, со смехом пошла навстречу Игорю. И вдруг по лицу его заметила — что-то случилось. Она перехватила его взгляд и поняла — он смотрел на крестик. Она забыла снять его. Игорю было больно. Эту боль она ясно различила в уголках его губ. Зябко вышла на берег, ушла далеко вдоль берега, опустилась в песок у самой воды. День погас, поблек. Груня была уже не здесь, а там, далеко, под темным потолком дома в Глухом переулке. И опять одна. Он пришел уже одетый, присел рядом, заговорил не сразу, будто вы жидая, чтобы что-то созрело в ней. Потом произнес тем голосом, которым, она знала, говорил только с ней: — Почему ты ушла? — Захотела и ушла,— отвечала она отчужденно. Обернулась к нему и впервые спросила почти грубо: — Презираешь? — Нет, Груня, не то. Она с радостью увидела в лице его страх потерять ее. Игорь взял ее руку в свою. — С тобой можно поговорить откровенно? — Можно. — Я о боге хочу говорить. Груня боялась этого разговора, но кивнула головой. — Мама моя была верующей,— начал он,— она поверила в годы войны. Отец был на фронте. Она молилась за его жизнь. Вера давала ей ложную надежду, усыпляла боль. А вот почему ты веришь, я не могу по нять. В чем твоя вера? Она не умела ответить одним, двумя словами. Так долго подыскивала, как высказать свою мысль, что он думал уже, что она не ответит. Наконец, сказала: — Я плохо живу... очень плохо. Я всегда была хуже всех, слабая... никому не нужная. Просила помощи у него. Он сильный... — И он услышал тебя? — Не знаю. — Ты и сейчас считаешь себя никому не нужной? — Умные, теплые пальцы его крепче сжали ее руку. •— Теперь считаю немножко нужной,— отвечала девушка. Слова эти прозвучали с потаенной улыбкой, она просвечивала сквозь них, как ранний рассвет в ночи. Игорь оживился:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2