Сибирские огни, 1961, № 3
Играли долго. Отец сыпал поговорками, похихикивал и почему-то всегда выигрывал. Сослуживцы изумленно посмеивались: — Ну, ты, Прокоп Матвеевич, талант в своем роде. Проводив гостей, он возвращался к столу, внимательно пересчитывал деньги и довольно улыбался тонкими, как дождевые черви, губами. Поз же, когда отец стал церковным старостой, он сменил пропотевшую фу ражку на легкую шляпу из рисовой соломки с черной муаровой лентой, стал ходить, слегка опираясь на трость, и купил очки в золотой оправе. Теперь к нему приходили уже не сослуживцы из «Кожмеха», а два священника—старый и молодой. Старый, благословляя Груню, крестил ее слабой веснушчатой рукой с ревматическими горбатыми суставами. От него исходил запах ладана, воска и чуть-чуть нюхательного табаку. Моло дой казался загримированным — борода торчала вперед, как приклеен ная, высокие брови весело подергивались, а сочно-помидорные губы всег да готовы были засмеяться. Груне при виде его невольно грешно дума лось, что если бы он снял подрясник, то под ним оказалась бы физкуль турная майка. Она спешила скрыться от него, потому что ей каждый раз казалось, что он вот-вот подмигнет ей. Они тоже играли в карты, но на столе теперь, кроме водки, ставили красное вино для старого священника. Он пил его медленно, причмоки вая губами и прикрывая от удовольствия склеротические веки с голубыми прожилками. У них отец не выигрывал. В самом доме мало что переменилось. По-прежнему в большой ком нате стоял клеенчатый диван в белых чехлах, будто в нижнем белье. В спальне, как эшафот, возвышалась крепкая дубовая кровать, а над нею к васильковым обоям пришпилен был календарик. Изготовил его сам Про коп Матвеич. Уникальный календарик с тщательным указанием всех свя тых дней, с ^адписью внизу славянскими буквами «Издание П. М. Раки- тина». Над заглавиями месяцев витал голенький ангелочек со странно повернутой, будто вывихнутой шеей. Груня помнила, как отцу долго не удавалось изобразить акварелями лицо ангелочка—оно все выходило кро личьим — и как, наконец, догадался он вырезать и наклеить на календа рик лицо девочки с конфетной обертки. По-прежнему в Груниной комнате вздрагивало на рахитичных кри вых ножках старинное бюро карельской березы, купленное в комиссион ном магазине, и на нем чернильница из черного мрамора, похожая на ог ромного навозного жука. Здесь же из угла застенчиво и сумрачно выгля дывал почернелый канцелярский шкаф, который служил Груне гардеро бом. Шкаф этот с красными плевками сургучных печатей на дверцах при плыл некогда в дом на мозолистых руках чернорабочих после какой-то мутной инвентаризации в «Кожмехе». Во всех комнатах громоздились по углам иконы. Над растресканными ликами святых, как золотые мыльные пузыри, вздувались желтые нимбы. Из-за образов ползли малахитовые лишаи плесени. По-прежнему, когда являлись гости, отец доставал из чугунного кас линского ларчика свои сувениры, которые терпеливо собирал, чтобы удивлять людей. Здесь были: серебряное кольцо для салфетки с дырочка ми от вырванной монограммы (отец утверждал, что оно некогда принад лежало купцу Кухтерину), зеленая скорлупка крашеного яйца (в стеклян ной баночке из-под ихтиоловой мази), которое изволил скушать сам мит рополит, и множество других, столь же редких и ненужных вещей. Дом был отцов, а мама держалась, словно квартирантка. Молчали вая мама, средний палец которой на правой руке как будто подтаял от постоянно надетого наперстка. Мама, с булавками во рту, на коленях пе ред скрипучим шатким манекеном, одетым в кусочки цветного шелка, веч но сутулая, с кожей бледной, как недозрелый лимон, или неслышно сту-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2