Сибирские огни, 1961, № 3
В океане вселенной пылают и кипят чужие миры. Где-то в созвездии Лебе дя стремительно мчатся навстречу друг другу две галактики. В ледяном бескрайнем пространстве, пронизанном космическими лучами, блуждают опаленные катастрофами астероиды — острые осколки погибших планет. А эта светлая-светлая Луна только кажется мертвой — под ее голубыми мор щинами затаилась неостывшая лава. Метеориты высоко и беззвучно вздымают глубокую пыль. — Что ж,— вздохнула Груня,— сиди, не сиди...— Встала, сделала два шага к калитке, постучала в доски крепко сжатым маленьким кулачком. Тотчас же во дворе заскрежетало кольцо о проволоку, послышалось бря цание больших когтей по выложенной кирпичом дорожке. Глухо, просту женно залаял Жулик. Груня почмокала губами, целуя воздух. Лай смолк. В доме что-то шевельнулось, брякнуло. Отец не появлялся долго. По том прошлепали от дома к калитке домашние туфли, раздался глухой голос: — Кто? Заскрипел недовольно засов. Вышел отец с белым бритым черепом, придерживая старые, обвислые брюки. Осведомился с отзвуком непонят ной тревоги в голосе: — Ты совсем? Не слушая ответа, ушел в дом. Жулик, позванивая цепью, ткнулся мокрым носом в голые колени девушки, заскулил от восторга, коснулся горячим языком ее руки. В доме пахло конопляным маслом и почему-то плохими духами. Груня отнесла рюкзак в свою комнату, шмыгнула в чулан за банкой для цветов. Чиркнула спичкой. Мимолетный желтый свет вспыхнул и тут же погас. Груня успела заметить паутину с дремлющим пауком, никелиро ванный руль старого отцовского велосипеда и еще что-то красное, незна комое в углу. Зажгла еще спичку, глянула и обомлела: на кадке с отру бями, зажмурив глаза, сидела молочница Степанида в красном сарафане, рыжеволосая, губастая, с руками толстыми, как у борца. Спичка скользнула из пальцев. Виденье захлопнула тьма. Груня ки нулась в коридорчик, оттуда стремглав в кухню. Заж ала рот ладонью, чтобы сдержать рвущееся наружу дыхание. Постояла на мягких, расслабленных от волнения ногах. Приблизи лась к столу, дернула за уголок салфетку, прикрывающую что-то. Под салфеткой темно-зеленая бутылка, две пустые рюмки. Одна опрокинутая, сухая. Другая, стоя на тонкой ножке, нагло подмигивала оранжевой ка пелькой на дне. Селедочная голова в длинном блюдце бессмысленно ус тавилась ржавым круглым глазом. Девушка ушла к себе. Не зажигая света, сдернула через голову платье и кинулась в постель лицом вниз, как кидаются в реку. Прислушалась. Во дворе, крадучись, скрипнула калитка. Жулик не залаял. Должно быть, это выбралась на улицу Стешка. Что делать? Молиться? Нет, теперь она не могла молиться, как преж де. Больше всего хотелось просто заплакать, но слез не было. Девушка повернулась на спину, закинула руки за голову и стала смотреть, не мигая, на блеклый огонек лампадки. Он мерцал тускло, кра сным светом. II Двое в доме не спали. Каждый молча думал о своем. В безрадостном Грунином детстве, когда была она бледной девоч кой с ногами тонкими и длинными, как у цапли, был у нее свой заботли вый и незлобивый бог.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2