Сибирские огни, 1961, № 3

ству. Для Марка Щеглова недостаток рассказа в «дидактизме деталей». Может быть, в самом деле «ненужный гвоздь», «сиротливо» торчащий в стене, после то­ го, как мать сняла портрет погибшего на войне старшего сына, действительно излишен, так сказать, дидактичен. Но посмотрите, с какой непримиримостью извечная труженица Настасья Ивановна — положительный и воинствующий, активный герой И. Лаврова — осуждает приобретателей собственности и их по­ собников, этих «удобных людей», за­ крывающих глаза на подлость, воровст­ во, тунеядство. «— Я не хочу есть твой хлеб, из-за него людям совестно смотреть в глаза,— обвиняет Настасья Ивановна сына. А своей бессловесной невестке посоветова­ ла: «А ты... ты подумай о жизни-то, все хорошенько взвесь, да и скажи твердое слово. Удобный ты человек для раз­ ных...» И, кажется, это уже возымело свое действие. Снова, как только уехала мать, захотел уговорить Елену муж, но получил отпор: «— Уйди! Не люди мы, а ...— и зары­ дала, уткнув лицо в ладони». Этими словами, по существу, и конча­ ется рассказ: собственники, стяжатели— не люди! Это я снова разъясняю для тех, кто не видит в героях И. Лаврова людей активных, положительных, действующих, кто склонен не замечать совершенно определенной позиции автора. Или возьмите проводника Вричкина из расказа «Выигрыш». Он ведь тоже активен, у него вполне сложившиеся определенные взгляды на жизнь, кото­ рые буквально прямо противоположны взглядам собственника Полынина. Он разглядел в своем ранее обычном напар­ нике страшное лицо прошлого: «Вот вер­ ни тебя, положим, в дореволюционное время, интересно, кем бы ты стал?» Два проводника перепутали списки своих облигаций, и потому не знали, кто из них выиграл крупную сумму. Брич- кин, конечно, тоже взволнован, он от­ нюдь не равнодушен к выигрышу, но его интересы уже не деньгами ограничены, да и распорядиться он ими мечтает так, как подсказывает ему новая мораль, но­ вое мировоззрение, новые интересы: «Я бы, во-первых, сразу же этак тысяч двадцать старикам отвалил... Во-вторых, оделся бы с иголочки, в-третьих, долги бы отдал — семьсот рублей... А на остальные гроши нанял бы я, Галю, пе­ дагогов, и чтобы они нас с тобой, раз- два — и в техникум подготовили». У Полынина, как только он узнал о выигрыше, «руки стали холодными», а «тело покрылось испариной», «во рту пересохло», «лицо побледнело». День назад он делал предложение Гале, про­ воднице соседнего вагона, теперь ему уже все равно, он «забыл о том, что еще вчера говорил этой девушке». Сладко во­ образив, как перед ним лежат «аккурат­ ные, твердые пачки денег», у него сразу же при их виде «перехватило дыхание», — ведь возмечтал он немедленно пу­ стить их в оборот и жить по принципу— «сыт, пьян и нос в табаке». «Гость на свадьбе», «Девушка с зонти­ ком», «Потерянный город», «Два имени» — это рассказы, в которых с меньшей или большей сатирической силой обли­ чаются пошляки, самовлюбленные крас­ нобаи, тунеядцы различных мастей и оттенков. А положительные герои в них отнюдь не бессловесны. Бывшему собст­ веннику многочисленных в городе домов ныне противостоит молодой город, шум­ ный, многоголосый. Он живет и бурлит, всей новой сутью своей отвергая про­ шлое, связанное с непролазной грязью, лавчонками и дельцами-спекулянтами ти­ па Потапа Манакова. Когда-то актер Залесов, испугавшись трудностей семейной жизни, сбежал от жены с ребенком. Кто же пострадал? Прежде всего он сам. Приглашенный на свадьбу дочери, он почувствовал, пусть не надолго, как много он потерял, как бестолково распорядился своей жизнью. Интересно и наполненно живет его быв­ шая жена красавица с новым деятельным, влюбленным, как и она сама, в свое де­ ло мужем. Нет, она не осуждает Залесо- ва, зато тетя Лщза со всей родственной прямотой выкладывает ему: «Оглоблей бы тебя... Оглоблей дурь-то вышибать надо». Неужели и в этих рассказах авторская позиция не ясна? Неужели наступатель­ ный характер против всех Манако- вых, Полыниных, Залесовых и Звездогля- довых не ощутим в рассказах, а высокое у его положительных героев выглядит «некоей фальшивой иллюзией»? Все это не значит, однако, что в книж­ ках «Ночные сторожа» и «Синий квло- дец» нет недостатков, что писателю уже не к чему стремиться. Есть еще одна особенность первых рассказов И. Лавро­ ва, на которую следует обратить внима­ ние. Общественные связи его героев не велики, свои качества они проявляют только или почти только в сфере личных отношений и часто словно бы изолирова­ ны от событий исторического значения. Писатель не всегда улавливал многосто­ ронность существующих ныне связей обыкновенного человека с миром, с боль­ шими делами века. Кроме того, есть в рассказах И. Лаврова и литературная «сделанность», и сентиментальность, и красивости стиля («Несмолкающая пес­ ня», «Надины яблони»), есть в них и прямолинейность, и дидактичность («Ще­ потка»), А в хорошем по замыслу расска­ зе «Синий колодец» И. Лавров вдруг «уравновесил» горе отвергнутого жени­ ха размышлением о том, что он, отверг­ нутый, «за десять лет дал двести тысяч древесины». Если бы не этот излишне дидактический штрих, если бы не мгно­ венное саморазоблачение отрицательного