Сибирские огни, 1961, № 3

задников, отчего Женька начал косолапить. Бессменные коричневые лыжные брюки выгорели, а над коленками светлеют маленькие дырки, пробитые чем-то металлическим. Когда кто-нибудь замечает ему относительно его вида, Женька делает оглупленные глаза, спрашивает: «А?», потом, быстро-быстро приплясы­ вая, убегает, оставляя своего благожелателя в растерянности и недоумении. — Дохлое дело,— повторяет он теперь все чаще. На перемычке появились новые красные щиты, образовавшие настоящую га­ лерею. Сколько бригад на левобережном участке, столько щитов. На каждом — фамилии членов бригады и процент выработки за пятидневку. Это — на одной половине щита. Вторую половину щита занимает текст обязательств бригады. Вдоль галереи Женька всегда проходит с гордостью, так как щиты — дело его рук. — Как? — подмигивает он любому, кто окажется рядом с ним. — А почему обязательства еще не у всех? — спрашивает грузный Гладун, начальник участка. Он очень одобрительно относится к Женькиной затее, хотя самого Женьку недолюбливает за взбалмошный характер. — Не все сразу, Василий Иванович. — Упущение, упущение,— уже журит Гладун. — День-два — и подтянем. Уже все уловили. — Кого кто уловил? — Ну, что напрасно выкручиваться? — От кого выкручиваться? С тобой, брат, говорить, надо переводчика иметь. Э-э, я вижу, и у твоей бригады нет обязательства,— отстраняется Гладун, вы­ прямляясь и прищуривая левый глаз так, будто в него попала соринка. Женька делает хитрое лицо. — Почему же это? — допытывался Гладун. У Женьки физиономий делается еще загадочнее, он неопределенно отвечает: — Дня два-три подождем. — Чего ждать? Сам председатель. Других агитируешь, а сам вдруг... Обрат­ ный пример показываешь. Ни грамма логики в тебе. Упущение, упущение, завт­ ра же исправь этот пробел. — Ладно,— соглашается Женька, но с лица его не сходит загадочное, хит­ роватое выражение. Значение этой хитрости мы узнаем через два дня. Утром, перед тем как начать сверлить камни, Женька, пришедший последним, объявляет: — Минуту внимания! И сюда все, поближе. Темно-зеленый Енисей бьется о скалистые берега, на волнах вскипают ма­ ленькие белые гривки, в которых золотом вспыхивает солнце. У строящегося мо­ ста шлепает колесами буксировщик, проводя меж быками баржу. Из трубы его густо валит черный дым. Скалы уже отдали воздуху всю прохладу, которую успе­ ли набрать за ночь, ц теперь начинают дышать теплом. Каждому из нас было бы куда приятнее, если бы скалы дышали жарой ночью, а днем давали прохла­ ду. А то — никакой логики: с одной стороны солнце печет, с другой — скала греет. Ночью же от Енисея прохлада, и с гор спускается прохлада. Скалы, обна­ женные, бурые, вытянулись на десятки километров вдоль реки, подступают почти к самому берегу. Между скалами и Енисеем бурая, сотканная из пыли дорога, которую отвоевали у гор аммонит и экскаватор. Больше ничего, если не считать многотонных каменных глыб, которые мы сверлим. Ни тени, потому что солнце упирается прямо в скальную стену. Вернее, тени есть: это те, которые бросаем мы и камни. По голубому и слишком прозрачному небу угадываем, что день будет особенно знойным. Снимаем рубахи и обматываем ими головы. Наши тела стали темно-коричне­ выми, с каким-то сизоватым отливом, особенно на шее и плечах, и если ущип­ нуть — синяка не получается. А по мокроусовской спине пробовали даже гвоздем нроводить — никакого следа, словно на резине. — Опять собрание,— упал духом Алеха, которого вместе с его приятелем