Сибирские огни, 1961, № 3

Одна-две минуты, и огонь пробежит через лощину, снова взметнется вверх, в кроны, и тогда его до складов уже ничем не остановишь. Я пробую нашарить палку, под руки ничего не попадается, я вспоминаю, что пожары превосходно тушат одеждой, сдергиваю пиджак, набрасываю его на огонь. Огонь выныривает, тогда я ложусь сам на пиджак, притискиваю животом и сучу ногами. Дышать нечем. Что-то ужасно тяжелое сдавило грудь. Неужели это все? Конец? Кто-то, когда-то, где-то сгорел на пожаре. Неужели сгорю и я сейчас? Пробую вскочить — сил нет. Не видно ни ног, ни лопат. В глазах серая плотная масса. Нет, вон подпрыгивают ноги. Одни, другие, третьи... Дым рассеивается, и я, глотнув воздуха, освобождаюсь от того, смертельно давившего... — Вставай! Чего тут неясного,— слышу я над собой Генкин голос.— Задох­ нулся, поди. А ты парень отчаянный. С пустыми руками и туда же. Вот с чем надо ходить на пожары. В руках у Генки Видякина огнетушитель. — Мимо клуба бежал, гляжу — висит. Я его царап. Находчивость. Чего тут неясного. Да? А тебя ловко подстригло. Я ощупываю голову, на одной стороне не нахожу волос, еще ощупываю и падаю духом — волосы сгорели. * Со склона белесыми змеями стекает дым, за деревьями проступают островер­ хие темные крыши спасенных складов. В лесу медленно густеют сумерки. Под вечерним небом Остановилось все: и облака, и желтый серп луны, и темные вершины де­ ревьев, четко нарисованные на синем небе, и даже воздух. Лишь когда перепры­ гиваешь через какую-либо канаву, щеки гладит легкая прохлада. В горах отдается глухой перекатывающийся лай собаки лесничего. Пахнет пылью. В кустах тоскует невидимая гармонь, за улицей, за домами откликается ей другая, и кажется, соедини их, они перестанут тосковать, но тогда пропадет вся эта умилительная тишина спокойного майского вечера. Люблю я в такие вечера бродить по улицам городка. Перемигиваются фона­ ри на столбах; ряды желтых окон, прячущихся за темными толпами деревьев, на­ поминают иллюминаторы медленно уплывающих кораблей. В логу журчит Фила­ ретов ручей. Он спешит из расщелины в горе, несколько метров бежит вдоль доро­ ги, у самых ног, прыгая по камням, обдавая тебя прохладной пылью, потом с шу­ мом ныряет под скрипучий дощатый мостик и хлопочет где-то внизу, под откосом. Лог будто кто завешал черными одеялами, поэтому прогуливающиеся пары, вы­ плывающие навстречу, появляются неожиданно, а когда обернешься, то их си­ луэты отчетливо маячат, раскачиваясь, на синеве неба. По Луговой, мимо пожарки, на Центральную... Центральная улица в вечер­ ние часы служит тем же, чем служит в Красноярске проспект имени Сталина, а в Новосибирске Красный проспект. Здесь также собирается много молодежи. Ули­ цы почти еще нет, она вся еще в лесах, но есть широкая асфальтированная дорога, на ней в сухую погоду нет пыли, а в дождливую — грязи. Свет с отдаленных столбов сюда не падает, и твои глаза не могут узнать тех, кто проходит по другую сторону дороги. Ходят туда, сюда, обратно... В больших городах люди выбираются на вечер­ ние проспекты затем, чтобы после цехов, мастерских и кабинетов подышать све­ жим воздухом. А здесь? Весь день проведен на берегу, в лесу, на воздухе, а вот подошел вечер, и ты опять спешишь на воздух, забыв о дневной усталости. Долж­ но быть, не только воздух, не только желание умиротворить душу вечерней ти­ шиной влекут тебя сюда. Не только это. Ты сюда идешь с осознанным или не­ осознанным желанием кого-то увидеть, кого-то найти. Я совсем не думаю, вернее, •не желаю думать о любви, но, прогуливаясь, я часто ловлю себя на том, что хочу