Сибирские огни, 1961, № 3
— А большие деньги нам не надо давать,— снова отмахивается Мокроусов, — мы с ними не умеем обращаться. Здесь тысячу с немногим зарабатываем в месяц, ¡и вполне хватит. По сорок рублей чистыми в день получается? Получается. На завтрак пять рублей хватит? Хватит. На обед пять рублей хватит? Хватит. На ужин четыре рубля хватит? Хватит. Итого четырнадцать. Сколько остается? Ос тается двадцать шесть рублей, из них два рубля за квартиру, рубль на курево, рубль на платки носовые и одеколон... Сколько еще остается? А? Оставшуюся ■сумму помножить на тридцать дней, выйдет более шестисот. Это значит, каждые два месяца можно справлять дорогой костюм или хорошее пальто. И без ущерба .для желудка. Выходит, при этих заработках мы можем жить, как кум королю, при полном обеспечении, что при коммунизме. Без смеху... Мы с интересом слушаем Мокроусова, этого грубого честного парня. Нас больше занимает не рассказ, а рассудительность парня, тем более, что прежде за Мокроусовым никто из нас такой рассудительности не примечал. — Смотрите! Смотрите! — вдруг орет Витя Подлипский, выбросив вперед руку. Над гривой, одной стороной обрывающейся в ущелье, несется огромный кор шун, распластав широкие крылья. По гриве скачет ошалевший заяц. — Так он сейчас его съест! — со слезами вскрикивает Шура. Мы вскакиваем и следим, что будет. Помочь зайцу ничем нельзя — он дале ко и высоко на горе. Заяц оказывается неглупым и обводит коршуна вокруг паль ца: поворачивает в сторону леса и ныряет в него. Коршун по инерции падает меж .деревьев, но тотчас взмывает в небо и настороженно крутится. — Шура, твоя, кажется, очередь. Начинай, — командует Валерка. — О том, как ты первый раз влюбилась. — Генка косо, с ехидным прищу ром смотрит на меня, а Шура краснеет и прячет глаза. Я отмечаю про себя: зи мой глаза у Шуры были резкие, насмешливые, а сейчас мягкие, доверчивые, да же какие-то виноватые. Отчего? Шура неожиданно вскакивает, бежит. и скрывается под берегом. Через ми нуту мы ее видим уже в реке, закидывающую резким движением головы назад намокшие волосы. — Что тут неясного. Да? Она к моему окуню в гости отправилась, — резю мирует Генка. Валерка недоуменно и растерянно хлопает глазами: налицо анархия. Он ре шительно шагает к берегу и зло кричит: — Тебе что, шутки! — Валерка явно хочет показать характер. — Сейчас же давай назад! Да, тут характер показать нужно, иначе как же мы подумаем о нем, о Ва лерке. Он ответственный за организованность отдыха, а тут — на тебе. Шура взбирается на коричневый камень, торчащий из воды, и, длинноногая, уже изрядно загорелая, усаживается на нем. — А вы что стоите? Прыгайте сюда. Мы же договорились, кто что приду мает, я и придумала. — Что же ты придумала? — Купаться. Плавать, — простодушно отвечает Шура. — Кто же в мае купается? — Мокроусов приседает на корточки и сует руку в воду. — Такая холоднющая. — Товарищ Шумский, у меня к вам претензия,— Шура делает обиженное лицо.— Почему всех слушались, а меня нет? Чем я хуже других придумала? Дого ворились же — не оспаривать придуманное. Плохо, значит, после оценку такую поставите, а сперва извольте слушаться. Иначе я, ребята, отказываюсь с вами ■ездить. Вот тебе номер! Еще лучше! Валерка в замешательстве, он топчется на од ном месте и никак не решится, чью сторону принять: нашу или Шурину. — Что смотрите? Почему не лезете в воду? — вдруг ошарашивает нас Ва- .лерка. — Стыдно перед девчонкой?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2