Сибирские огни, 1961, № 2

когда окончательно вырисовывается ха­ рактер человека, когда он утверждается в выбранном пути. Этим становлением, по­ казанным, как нам кажется, интересно и не шаблонно, заинтересовывает нас ге­ рой А. Чаковского. Арефьев — человек ищущий, активный. Но есть в нем еще одна вызванная временем черта — страстное стремление самому осмыслить происходящее, действовать не столько по совету со стороны (добрый совет та­ ких людей, как Трифонов, тоже хорош), сколько на основе собственых раздумий и оценок. «Рыцарем немедленного действия» на­ звал свсего молодого героя-современника орловский поэт В. Гордейчев. И в этой эмоционально-поэтической формуле вы­ разилась некоторая полемическая одно­ сторонность. Только ли действия? Но почему же и не мысли? Не секрет, что под влиянием нашего революционого опыта и наших обобщений, крупнейших научных открытий производится пере­ оценка многих старых ценностей на За­ паде и во всем мире. Стремление к размышлению у Арефь­ ева объясняется не простым следованием писателя пресловутой теории «интеллек­ туального героя». Суть дела здесь в правильном понимании нашей действи­ тельности. Не потому ли в романе секре­ тарь обкома Баулин, человек, связанный с жизнью тысячами практических дел, говорит Арефьеву, как важно «бесстра­ шие мысли». Конечно, бесстрашие цен­ но в том случае, когда оно имеет, так сказать, верный прицел. Оно ничего об­ щего не имеет с нигилизмом Полесско­ го, со скептическими суждениями о на: шей стране английского журналиста Кафлина. В этом смысле сама сцена спора-столкновения Арефьева с Кафли- ном весьма важна и показательна имен­ но для типа «идеологического» романа: в ней затрагиваются важнейшие вопросы о существе двух миров, с новой силой вырисовываются мировоззренческие ос­ новы образа Арефьева. При чтении второй части дилогии чув­ ствуешь, что желание писателя утвер­ дить мыслящего героя переходит подчас в одностороннюю полемическую увлечен­ ность. Арефьев слишком много рассуж­ дает и как бы временно выключается из сферы прямого действия. Исповедание веры своей в таких случаях невольно оборачивается рационализмом, рассудоч­ ностью, которая как-то не совсем вяжет­ ся с молодостью и горячностью Арефь­ ева. Вот собрались трое друзей — Арефь­ ев, Ирина Волошина, Орлов. Обстанов­ ка самая располагающая к свободному, откровенному разговору. Но привычка к самоконтролю сказывается у Арефьева и здесь. «Конечно, здесь не собрание,— думает Арефьев,— здесь никто не будет придираться к твоим словам, это просто дружеская беседа, но все-таки не будь легкомысленным, не отстаивай в запаль­ чивости то, чего вообще невозможно до­ казать...» К счастью, такая рассудочность и реф­ лексия •— не органические качества, а- лишь неловкий, неудачный мазок худож­ ника. В решающие минуты на строитель­ стве туннеля, в своих взаимоотношениях с рабочими, с Баулиным, в решении лич­ ных морально-этических вопросов Арефь­ ев выступает как цельный, словом и де­ лом действующий человек, как комму­ нист. Арефьев полюбил Светлану. Все начи­ налось так хорошо, так поэтично, но ге­ рои оказались совершенно различными по своему внутреннему складу людьми. И вот следуют мучения... Неравнодушен к Ирине Волошиной талантливый строи­ тель Орлов. Но — сердцу не прикажешь: Ирине нравится не Орлов, а Арефьев, в свою очередь тоскующий по Светлане... Мы не убеждены в том, что такая- «сложность» интимных отношений не­ обходима, хотя к ней частенько в послед­ нее время прибегают наши романисты. Но в романе А. Чаковского эти перипе­ тии раскрывают еще одну грань в харак­ тере героя. Любовь Арефьева к Светла­ не, ее уход, тяжело отозвавшийся на ге­ рое,— все это в сущности испытания для Андрея, проверка его теперь уже не только идейных, но и нравственных устоев. Такой же, если не большей про­ веркой нравственных сил героя оказы­ ваются его отношения с Ириной. Роман не раз сравнивали со зданием, где очень точно должны быть возведенье и соединены своды, чтобы придать всей постройке законченный, совершенный' вид. Этим сведением, завершением по­ стройки дилогии был озабочен и А. Ча- ковский. Сложно переплетенные сюжет­ ные линии автор решил соединить в по­ следней заключительной сцене партийно­ го собрания, общий смысл которого — торжество правды. Напомним, что именно перед собра­ нием на строительство вновь приезжает Крамов и уже не как инженер, а как представитель комиссии, расследующей- «дело» Арефьева. Здесь мы видим по­ чти всех ранее знакомых нам героев ди­ логии, и они не просто появляются, но окончательно и решительно определяют свое отношение к новаторскому замыслу Арефьева — строительству туннеля без бетонирования его, определяют свое от­ ношение к творческой мысли, творческо­ му подходу к жизни. В свете правоты действий Арефьева окончательно изобличен в заключитель­ ной сцене самодовольный сутяга Крамов, воздано должное Кондакову. И даже- Светлана, приехавшая из Москвы, появ­ ляется здесь со словами осуждения Кра- мова и своей жизни. Все становится на свои места. Своды, смыкаются. Возникает законченность по­ стройки. Строгость линий свойственна.