Сибирские огни, 1961, № 2
желтой старушке, которую приставили наблюдать за печками в наших палат ках. — Пожар может быть не от жары , а от искры. — Знаю, знаю, мила-ай, — отмахивается старуха. — Вы, товарищ, внимательно слушайте, когда вам говорят, — не отстав! Валерка. Но это еще полбеды. Беда в том, что Валерка купил магнитофон. Как при ходит с работы в половине шестого, заводит и крутит чуть не до утра. Парень обрюзг от бессонницы, глаза стали красными. Отгородился в углу палатки простыней и не выходит оттуда. Сперва говорит и записывает, потом прослушивает. — Товарищи, мы, строители, съехались сюда для того, чтобы построить са мую мощную в мире гидроэлектростанцию, которая включится в общую энерго систему... В сотый раз слышим, что плотина будет сборной, что будут установлены де сять турбин по пятьсот тысяч киловатт каждая, что это в два с лишним раза больше, чем на крупнейшей в Америке ГЭС, что себестоимость электроэнергии на нашей станции будет полукопеечной, что на Енисее будут строиться еще гидро электростанции, и мощнее Красноярской, что потребуются новые строители... И пошел, и пошел, и так далее, в таком же духе. Речь длится около часа. Минут ный перерыв. Резкий щелчок переключателя — и все начинается сначала: — Товарищи, мы строители, съехались сюда... Снова минутный перерыв, щелчок переключателя, и опять магнитофон рас сказывает... Меняются только интонации. Вначале нас это забавляло, мы ходили возле угла и похихикивали, потом перестали похихикивать и позатыкали уши ватой, но так как это не помогло, тс мы снова стали приближаться к углу и подсовывать головы под простыню. — В конце-то концов ты дашь нам покой? — Идиот криволапый! — Да чего с ним толковать! Взять да и выбросить] — Правила общежития ему вколотить надо! — Чи вын сказывся, чи шо? — Товарищи, прошу в выражениях того... Товарищи! Закончилось тем, что Валерку с его адской машиной переселили в сушилку, отстоящую от палатки на пятьдесят метров. Мы уснули спокойно и впервые со времени появления магнитофона в нашем городке встали утром со свежими голо вами. Вечера два из сушилки долетала та же самая осточертевшая речь, а потом оттуда вдруг понеслось: «Ревела буря, дождь шумел...» Понеслось так буйно и стройно, что во всех палатках невольно навострили уши. Первым, под предлогом «в уборную», вылез из палатки Щербина, пуще всех поносивший Валеркино при обретение, за ним Володя Аникин, Володя Бушков. Потянулись мимо сушилки и остальные. Реве-ела-а буря, дождь шуме-ел, Во мраке молния блистала-а. И беспрерывно гром греме-ел, И ветры в дебрях бушевали... Героическая песня гармонировала с густой темнотой ночи, с гудящим в сос нах ветром, с мотающимися космами березы, со сверкающими в бездонной глуби не звездами... Песня затихала , а через минуту плескалась в ночи с новой силой. Мы не утерпели и заглянули в сушилку. Валерка стоял под тусклой электри ческой лампочкой и, вытянув как индюк шею, махал перед собой руками. «Дирижи рует» ,— сообразил я. На бревне, положенном из угла в угол, сидели парни с пе
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2