Сибирские огни, 1961, № 2
маю очередную доску, то жду, когда з а спиной поднимется ее другой конец и до несется Генкин вздох от натуги. — Вы как думаете, надо идти за сверлильной этой самой... вертушкой? — спрашивает Ж енька, и сам же отвечает: — Надо. Обязательно надо. — А на што? — Владимир Ильич поплевал на ладони и смачивает черенок молотка. — А дырки в брусьях пальцем протыкать станешь? Уловил, к чему я? — А на что дырки? — тянет непонятливый Владимир Ильич. — А для крепления-то. Или ты со своей сообразительностью думаешь, что брус не способен свалиться тебе на голову? — Женька, как обычно,пристально смотрит в самые глаза, размахивает руками, прищелкивает пальцами, вытянув вперед шею, пританцовывает, будто вызывает своего собеседника бить чечетку. — Вручную крутить сверло долго. — Твоя правда. Но не тащить же сюда из-за какой-то сотни дырок транс форматор. — А так попробовать, прямо без дырок вогнать нагеля. — Э-э, ты вон куда клонишь,— Ж енька на минуту перестает бить чечетку. — Кувалдой хорошенько похлопать... Ж енька снова начинает быстро-быстро пританцовывать, хотя ничего не объяс няет, молчит и лишь пристально смотрит в глаза Владимиру Ильичу. Владимир Ильич — красивый парень с плечами тяжелоатлета и узкими бедрами, любимец девчат, хотя сам он на них не обращает совершенно никакого внимания. О жизни он рассуждает серьезно, мечтает купить три выходных костюма, построить свой дом пятистенный на берегу водохранилища и в палисаднике по-мичурински вы растить кавказскую грушу. З а это, должно быть, и зовут его по имени и отчеству в отличие от других. На Кавказе он работал трактористом и шофером. — А... пожалуй... А ну, бери кувалду, нагель, пробуй вон в то бревно во гнать, если не расколет... Докажи, почем сотня гребешков и что земля крутится от скуки с глубокого похмелья, а твоя голова имеет не форму дыни ,— говорит Пытько. Мы следим за тем, как Владимир Ильич берет нагель, кувалду и с силой на полняет свою широкую грудь воздухом. Затем бьет, побагровев от натуги и от сознания того, что на него все смотрят. Нагель медленно, но ровно уходит в вяз кую древесину. — Тебе, друг, благодарность в устной форме или в письменной? — Пытько одобрительно трясет Владимира Ильича за локоть. — Предложено, в смысле сделано,— резюмировал Борис Фадин, у которого появилась привычка говорить подобные каламбуры .— Сказано, в смысле одобрена. Приходит рыж ая Неля из многотиражки. — Скажите, как тут работа идет? — обращается она к Пытько, раскрывая блокнот. — А вот садитесь и смотрите,— бесцеремонно бросает Ж ен ька .— Зачем тридцатку туда тащишь? Зачем? Такая доска обломится. Сороковку туда тащите! Уловили? К кому относится последнее слово: ко мне с Генкой или к Неле? Неля гля дит на Ж еньку через очки расширенными глазами и бежит искать мастера. Горбатые горы плывут, плывут в сгущающихся сумерках. Видимость сокра щается, в глазах такое ощущение, как от продолжительного чтения при ярком свете, а уши слышат все острее. — Ты о чем сейчас думаешь? — неожиданно обращается Генка к Сашке Скляренко.— Да? — Как о чем? А о чем придется. — А ты о чем? — поворачивается Генка ко мне. — Я... ну, тоже... Ну, о горах, которые почему-то кажутся перекатываю щимися. — Вот и плохо ,— отрезает Генка. 8 . «Сибирские о гни» № 2.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2