Сибирские огни, 1961, № 2
ходный фильм, а главное, съемки проводились здесь, на Енисее, на этом участке. Генка Видякин купил три билета: мне, себе и... Во время перекура он бегал в кес сонный здравпункт, но ее там не оказалось, и он попросил передать, чтобы она обязательно, непременно подошла в четыре часа к клубу. — Поддолбите яму немного с этой стороны. Вот тут... На вершины столбов надо положить тяжелые брусья. Чтобы их туда втащить, мы начинаем делать леса. З а оставшиеся полчаса успеем приколотить с десяток досок. — Несите больше досок и больше гвоздей ,— приказывает Женька. — А зачем? — недоумевает Генка, уже несколько раз перекладывавший би леты из одного кармана в другой и между делом заглядывавший в осколок зерка ла , расправляя на груди кисти шарфа. — Та-ля-ля, та-ля-ля. Больше гвоздей, больше гвоздей. Та-ля-ля,— подхваты вает Желтобрюхов. — Братва! Дохлое дело ,— вскидывает руку Женька. Из-за столбов выныривает новенький ЗИЛ , тот самый, который ежедневно возцт нас после работы через реку. Высовывается ухмыляющаяся голова шофера. — Прошу, лорды, занять места согласно некупленных билетов,— пригла шает он. Сашка Скляренко, Митек, Генка, Желтобрюхов и еще несколько человек бросаются к кузову. — Минутку, братва ,— кричит Ж енька .— Я вам толкую, что дохлое дело у нас с вами. Когда мы должны бетон отсюда на перемычку дать? Кажется , шесто го, если я способен что-либо помнить. Так я толкую? А сегодня какое? Второе. Ясно? И отсюда... Генка нетерпеливо переступает с ноги на ногу, хоть чуть, да подвигаясь к машине. При этом он усердно трет лицо платком. Митек заталкивает за пояс чере нок топора. Желтобрюхов безоблачно улыбается, раскрыв рот и будто ловя брига дировы слова. Но вот лицо Генки вдруг посерело, с Желтобрюхова мигом слетела безоблачность и рот его захлопнулся, Митек выпятил грудь и вытаскивает из-за пояса топор. Наблюдая за ним, я прослушал, что сказал Пытько. — Никто никого не принуждает. Все дело в сознании,— продолжает бри гадир. — Ну, чего? Десять раз приглашать, что ли? — уже кричит шофер. Генка почему-то отодвигается дальше от машины, нерешительно топчется на месте, не замечая, что зашел в разлитую лужу солярки. Потом разом заскаки вает в кузов и грубо ворчит на шофера: — Чего орать-то, поехали давай. Шофер смотрит на Генку, произносит: — Только и всего? — Дава-ай проваливай! Больше никого не будет! — шумит Женька. ЗИЛ с мечущимся от борта к борту Генкой уносится за вал перемычки. — Ну и номер! — ругается Владимир Ильич Пенкин, которого мы все зовем гвоздобоем за его мастерское умение вколачивать гвозди: два раза хлопнет молот ком по гвоздю величиной с целый карандаш — и гвоздь весь в дереве .— В суббо ту две смены... Так вот оно что! Я взваливаю на плечо лиственничную доску и тащу, горбясь под ее свинцовой тяжестью. Тащу и думаю: правильно ли поступил Генка? Пожалуй, правильно. Ведь ровно в четыре она его будет ждать у клуба. А это не оправдание, что, мол, было некогда. Не пришел, значит не любит. И бесполезны объяснения. Сознани ем, может быть, и поймет, а сердцем... Тащу другую доску, третью... Доски бо роздят концами по камням, подпрыгивают, больно ударяя по плечу. Тащу вось мую... Десятую... Почему-то доска не колотит по плечу. Оглядываюсь. Другой ко нец тащит Генка, тащит, согнувшись, и смотрит в землю. Я быстро отвожу глаза, делаю вид, что ничего не произошло. Только когда подхожу к штабелю и подни-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2