Сибирские огни, 1961, № 1

и Щукин здесь, и весь завод мой здесь, и весь коммунистический мой город! ПРЕВЫШЕ ВСЕГО Мой город! Бессонные мирные вахты. Дыхание буден его — горячо. Узнаешь, коль сам побываешь в цехах ты. какую он ношу взвалил на плечо. Бессчетны его трудовые заботы. Предвидит он нужды грядущих годов и в кузнях гремящих рождает заводы, что станут сердцами других городов. — Нам технику нужно! — кричат ему села. Он технику шлет им. И снова с полей осенней порою доносится голос: — Людей нам!.. И он посылает людей. И цехом грохочет степное раздолье. Здесь труд тяжелее? — Да нет, брат, шалишь! — Ни потной рубахой, ни свежей мозолью его, работягу, не удивишь! Трудиться? — Так как же иначе? — До пота! А дело закончил — справляй торжество... Он любит работу, он ценит работу — любую работу превыше всего. На людных проспектах и в парках зеленых он Доски почета поставил, — гляди! — чтоб видел, чтоб знал ты их всех поименно — героев, идущих в труде впереди. И тут никому — ни уступок, ни льготы Пред ним металлург и доярка — равны... Вот в сквере стою я. Знакомое чье-то смотрит лицо с остекленной стены. Полина?! Какая хорошая встреча. Я ждал этой встречи. Я рад от души... И город мой властно мне на ухо шепчет: — Так что же молчишь? Расскажи, расскажи. Быть может, заденешь какие-то струны в душе, задремавшей под ранним снежком, у той вон красивой бездельницы юной, что губы скривила ленивым смешком... ...Полина! Нет, я объяснить не сумею... Спросите при случае старую мать, как вышло, что дочку ее Пелагею в деревне Полиною начали звать. Полина да Поля, Полина да Поля... Чуть-чуть позвучнее, поласковей, что ли? В совхозном поселке услышишь и ныне: — Полина... — Полину... — С Полиной... — К Полине... А строгая жизнь к русской девушке Поле явилась не только ромашками в поле. Такие деньки выпадали Полине, что были, пожалуй, погорше полыни.