Сибирские огни, 1961, № 1

Мелькнули школьники. А вот седой, степенный, строгий некто свою задумчивость несет над шумом Красного проспекта. Писатель? Лектор? Как узнать? А может, это муж ученый идет, чтоб знанья передать и опыт поросли зеленой. А следом — снова молодежь. Ей что?! Спешит под всплески смеха. — Смотри, Егор. Не узнаешь? Не из соседнего ли цеха? И верно, — заводской народ. — Куда они? Узнать бы нужно... — А вот афиша. В клуб зовет. Там диспут вновь: «Любовь и дружба». На тему дня, считай. Весна! И вы, наверно, здесь бывали?.. Минут пятнадцать тишина стоит в битком набитом зале. Спокойно слушают доклад, Нет ни хлопков, ни шутки гневной. Но вот ворвался в строй цитат пример из жизни повседневной, и началось, и началось... Во лбу семь пядей — это мало, чтоб осветить любой вопрос, что птицей выпорхнет из зала. Иной, на спор не тратя сил, вопрос поставит в узком плане: «Вот Ваня Таню полюбил, а Таня нет... Что делать Ване?» Но рядом кто-то сморщит лоб на подступах к другой проблеме: «Изменится ль — и как? — любовь в коммунистическое время? Вся жизнь светлее стать должна, как мысль, как чувства человека. А ревность? Неужель она не сгинет до скончанья века?» «Любовь! — воскликнет третий. — Что ж, волнует кровь, туманит разум... 76 Но пусть поглубже молодежь вокруг себя буравит глазом. Нас пережитки тянут вниз. Копни-ка душу, там их залежь. Иной ведь даже коммунизм, как дачу, строит — для себя лишь. Дойду, — мечтает, — доберусь, замкну на сто запоров двери...» И тут четвертый крикнет: — Он не лентяй, по крайней мере! И встрепенется, ахнув, зал. Привстанут все, найти желая того, кто слово «пусть!» сказал. И, может, вспомнят Николая, но в клубе Колю не найдут, могу заверить вас заране: он здесь бывает раз в году — лишь на торжественном собранье. Ах, Коля Коля! Где твой пыл? Зайди сюда. Давай поспорим... Но — стойте! Чуть не позабыл, ведь мы на улице с Егором. Шагаем из конца в конец... А клуб — туда еще гурьбою идут, за чистоту сердец к словесному готовясь бою. Да разве только в клуб? В кино, в театры, в школы, в магазины идут, идут... Но все равно мне полной не создать картины. Упомянуть пришлось бы мне киоск с названьем «Воды, соки». Он притаился в стороне от светлой улицы-дороги. Подслеповатое окно. Внутри — грязней любой конюшни. И кто-то дал ему давно названье страшное — «Гадюшник». Его не первый год клянут, ругают, но... не закрывают, хоть соков там совсем не пьют, — там соком водку запивают.