Сибирские огни, 1961, № 1
двадцать восемь тысяч кубов, обработанные руками человеческими — нам это будет только в позор. Лес надо выручать, и никаких гвоздей. А при были станем после подсчитывать.. Не спасем лес — стало быть просто у государства в хозяйстве, в работе его окажется меньше, где-то, какой-то план от этого тоже не выполнится. Вот все время вокруг этих двух тяжелых, глыбистых мнений, собст венно, и бурлил весь горячий сегодняшний разговор. И все казалось в нем стоящим и справедливым, доводы и той и другой стороны. Одного лишь начисто не принимала душа Ц агеридзе — это отказа от попытки спасти замороженный лес. Он в его сознании неотступно рисовался то фантастическим железнодорожным составом в пятьсот-шестьсот груже ных платформ, то целыми улицами новеньких домов в рабочем поселке, то миллионами экземпляров книг, то кипами нежного, переливчатого ви скозного шелка. Д вадц ать восемь тысяч кубометров!.. Если бревна поло жить впритык одно вслед за другим, получится «ожерелье» длиной при мерно в триста километров. Если эти бревна распилить на доски... Он слушал, что говорили рабочие, а сам на листе бумаги рисовал з а мысловатые геометрические фигуры и между этим делом считал, считал, карандашом прибрасывал на разные лады , что можно сделать еще из двадцати восьми тысяч кубометров отличного сибирского леса. Он стал просто одержим этой мыслью. И раньше еще, чем Ж енька выкрикнула: «Довольно! Все ясно!» — ему самому уж е хотелось подняться и сказать: «Не надо больше спорить. Давайте будем работать. Беда лишь, я не знаю главного — каким способом должны мы спасать лес». Но тут, после Женькиного выкрика, как-то сразу все смешалось и перепуталось, люди повставали со своих мест, несколькими потоками стали пробиваться на встречу друг д р у гу , зашумели совсем уж в полные голоса и самому Ц а ге ридзе не удалось в конце сказать ничего. Обижаться было нельзя: сам заявил , что это не производственное совещание и решений никаких при ниматься не будет. А поговорить — поговорили. Теперь, начальник, думай. И вот Цагеридзе стоял у окна и думал . Решений могут быть десятки, а правильных из них два или три, и лишь одно — самое лучшее. Какое именно? Сегодняшний большой разговор был очень полезен. Но отвечать з а все придется только ему одному. И подписывать приказ всего двумя словами: Николай Цагеридзе... А все-таки, хотя немного и смешно, а как хорошо жилось в детстве, когда можно было попросить совета у бабушки! Есть всегда что-то осо бенное в совете очень дорогого тебе человека. Пусть он не знает дела , з а то он знает тебя, он знает, как снять с твоей души сомнения, укрепить ве ру в успех. А разве это мало, разве это меньше, чем совет знающего дело, но не знающего тебя человека? С кем здесь посоветоваться так , к а к со своей бабушкой? Вошла Лида, кутаясь в серый вязаный платок. Поглядывая немного исподлобья на Цагеридзе , спросила: — Мне можно отлучиться по личному делу, Николай Григорьевич? Занятый своими мыслями, он почти механически проговорил: — А куда? Лида наклонила голову к плечу, закачались ее большие круглые серьги. —Д а так... совсем по личному делу, — уклончиво сказала она. И вдруг, в порыве откровенности, добавила: — В магазин. Из Покукуя, с б а зы привезли туфли. Та-кие туфли!.. Восемь пар всего. Расхватаю т сразу. Знаете, красный шеврет, спереди вроде решеточкой и золотая пряжка сбо ку. Каблучок не шибко высокий, но все ж е узенький. Вам нравятся такие? У каждого своя забота : у Цагеридзе замороженный во льду миллион,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2