Сибирские огни, 1961, № 1

— Герасимов правильно сделал. Иди, иди туда, сам ломай дверь и :тыкидывай ребятишек! — Не с этого начинаешь, начальник! Цагеридзе пытался спросить, узнать, что случилось, почему он «не с того начинает» — и без пользы: женщины слушать его не хотели; прежде чем стать способными слушать, им нужно было вылить, до конца выплес­ кать переполнявшую их горечь и злость. И когда Цагеридзе это понял, он спокойно отошел к печке, сбросил на пол доху, истекающую морозным „дымком, и, прижавшись спиной к горячим кирпичам, блаженно чувствуя, как сразу расслабли мускулы и легче стало ему дышать,— приготовился ■слушать сам, внимательно и терпеливо. Больше всех горячилась и выискивала самые колючие слова молодая, высокая девушка, в которой больше по голосу, чем в лицо, Цагеридзе вдруг опознал вчерашнюю Женьку Ребезову. Так... Он теперь нарочито не сводил с нее глаз, сочувственно кивал ей головой и улыбался, пока не до­ бился своего — девушка смешалась, сбавила голос, как-то беспорядочно передернула плечами и напоследок, в полном отчаянии, выкрикнула: — Да разве он чего понимает! Но Цагеридзе все понял. Речь шла о том, что кто-то (а по-видимому он сам, Цагеридзе) в это утро отдал распоряжение коменданту освободить под квартиру начальника особнячок («котежок», как называла его Ж ень ­ ка, — коттеджик) из двух комнат с кухней. В одной комнате «котежа» жил с семьей из шести человек лоцман Герасимов, в другой, как в общежитии, помещались семь одиноких женщин и незамужних девушек, а на кухне — продавщица из орсовского ларька с подростком-сыном, тем самым П авли­ ком, который ночью привез Цагеридзе. Пятнадцать человек должны были освободить особняк для одного, и не позднее, как к вечеру, а сами — пере­ селиться в другие, и без того переполненные «котежи» и бараки. Труднее всего приходилось многосемейному Герасимову, никто не соглашался при­ нять к себе в дом сразу шесть человек, и он поступил просто: оставил ре­ бят в квартире, дверь снаружи замкнул большим висячим замком , а сам пошел на работу. «Кланяться, просить за себя я не стану, — хмуро сказал он ,— как хочет «новый», пусть так и делает. Посмотрим — как». Семеро женщин и девушек из второй комнаты могли бы, конечно, без особых сложностей, поодиночке, расселиться в других общежитиях, но им не хо­ телось расставаться друг с другом, раз, а два — возмущало, что новый н а ­ чальник решил прежде всяких других дел «оттяпать» себе целый домик, пусть даже когда-то, по генеральному плану, и построенный именно для этой цели. «Лопатин, и тот соображал, что народу живется очень тесно!» Ж енька Ребезова взяла себе в подмогу еще трех женщин, поречистее, и ринулась в бой: «Разорвись он напополам, а в дом наш мы его не пустим...» Теперь Женька Ребезова стояла растерянная. Все слова, все ее дово­ ды и вся ярость иссякли, а Цагеридзе еще ничего не сказал, не ответил, стоял, улыбаясь, и было непонятно, согласен он с ней или нет... Словно бы час целый с плеча рубила она топором дерево, а остановилась, глянула — на дереве даж е никакой отметинки нет. — Ну? — уже через силу, но по-прежнему угрожающе, спросила она. Цагеридзе скользнул взглядом по нештукатуреным, бревенчатым сте­ нам кабинета, густо залепленным диаграммами, графиками и пожелтевши­ ми от времени плакатами , призывающими соблюдать правила техники безопасности на сплаве, беречь лес от пожара и разводить кроликов. На подоконнике, как раз позади Лопатинского кресла, сделанного грубо, по- плотницки, неведомо чего ради, стоял коробчатый, из стекла, световой транспарант «Берегись автомобиля». Стол был завален бумагами, книга­ ми, обрывками тросов, цепей, так что едва оставалось свободное место, чтобы поставить локти.