Сибирские огни, 1961, № 1

каков он, сам этот второй обладатель мягкой постели? Цагеридзе уже з а ­ ранее почувствовал к нему неприязнь. Не в нем ли причина разлада м а ­ тери с дочерью? Он окинул взглядом комнату: не подскажут ли о характере хозяина чего-нибудь другие предметы. Но, странно, ничего мужского Цагеридзе не обнаружил. Тогда особенно внимательно он поискал глазами над тум­ бочкой, втиснутой в простенок. Вот тут, по правилам , уж обязательно дол ­ жен бы висеть «его» портрет или хотя бы маленькая фотокарточка. О дн а ­ ко на тумбочке стояли, как обычно у женщин, флакончики, коробочки* гипсовые фигурки, а к стене над тумбочкой были приколоты только цвет­ ные открытки, кружевные звездочки и вышитая красным по черному су ­ конная игольница. Цагеридзе припомнилось, как приглашала его Б аж е ­ нова, с какими колебаниями, хотя и пыталась это скрыть. Понятно: она все ж е побаивалась — не стали бы, действительно, про нее говорить. А че­ го бы замужней бояться? Значит, ее слова «я ведь не одинокая» относи­ лись вовсе не к мужу, а к матери . Стало быть, и вторая кровать принадле­ жит все же старушке, которая влезла на печь, только чтобы погреться. От этой мысли стало немного свободнее на душе, смягчилось непри­ язненное чувство к Баженовой, возникшее было у Цагеридзе, когда он, сделался свидетелем ее странного разговора с матерью. Он сам не знал, почему это так: там еще, в конторе, когда он едва переступил через порог, дымясь серым морозным чадом и думая только как бы поскорее согреться — первое, что впечаталось ему в зрительную память, была улыбка Баженовой. Совсем мимолетная, она, однако, засло ­ нила собой все остальное, как заслоняет взблеск ночной зарницы д аж е и то, что, казалось бы, она сама осветила. Это длится всего лишь мгновенье, но долго еще потом перед глазами плывет светлое пятно. И когда позже Цагеридзе стоял уже за столом президиума, вгляды ­ вался в полутемный зрительный зал и перебрасывался колючими словеч­ ками с Женькой Ребезовой,— все равно каким-то вторым планом, но не­ отступно и сосредоточенно, Цагеридзе думал: «Очень красивые зубы у этой женщины». Цагеридзе не замышлял ничего дурного, но именно мо­ жет быть потому, что его так сразу и безотчетно подчинила себе улыбка Баженовой, он захотел пойти к ней и на квартиру, чтобы увидеть там близко еще и еще ее дразняще-белые редкие зубы. А дома у Баженовой, конечно, больше будет поводов к тому, чтобы улыбаться. Дом всегда есть дом, светлые радости которого ни с чем не сравнимы. И вот все эти ожидания у Цагеридзе как-то враз и жестоко опрокину­ лись. Он понял, внутренним чутьем угадал, что здесь свободно и задуш ев­ но смеются не часто, что между матерью и дочерью лежит какая-то т яж ­ кая полоса взаимного непонимания и, может быть, д аж е глухой вражды , и если в доме нет никого постоянного третьего, а его по-видимому и нет — то вряд ли ему,. Цагеридзе, захочется пробыть на квартире Баженовой больше одной ночи. Пусть эта молодая женщина не тревожится, что люди будут о ком-то говорить: о нем ли, о ней ли. И вообще-то сейчас все это не главное, скорее бы вскипел самовар, напиться горячего чаю и лечь спать — вот что существеннее всего. Д а если бы еще с печи на свою кро­ вать сползла старушка — занять ее место. Иначе, вероятно, придется спать на полу. Самовар вскипел удивительно быстро. И к этому ж е времени Б аж ено ­ ва успела слазать в подполье, сходить в сени и расставить на кухонном столе закуску: миску с творогом, другую миску с квашеной капустой, третью — с солеными груздями. Наконец принесла с морозу большую, око­ стеневшую рыбину— Цагеридзе уже разбирался в сибирской рыбе: это таймень — и быстрыми короткими движениями, острым охотничьим но­ жом, настрогала из нее ворох стружек, совершенно похожих на древесные.