Сибирские огни, 1961, № 1
— У нас ведь электричество горит только до одиннадцати... Она впотьмах отошла от него. Упало, загремело что-то железное: противень или самоварная труба. Под потолком испуганно бормотнул слабый старушечий голос: «Ахти, господи, господи!» И чуточку погодя, более твердо: — Кто там? Вы, что ли, Марья Сергеевна? — Я, мама. Где спички — не знаешь? Небольшое молчание. Потом опять: «Господи, господи», — уже с от тенком настоявшейся досады. — И вечно вы так: «где, где?» Нет, не приметила я, куда вы их сунули. — Мама, а ты без меня разве лампу не зажигала? — Вру? Нужно мне было! Бродите по всей ночи... Баженова на это не отозвалась. В темноте скрипнули шарниры, похоже, что открыла она сундучок и стала в нем рыться на ощупь. А Цагеридзе стоял у порога и думал, как это странно, что мать называет дочь на «вы» и даже по имени-отчеству, а та отзывается ей на «ты» и при этом—грубо. Бывает, на «вы» обращают ся дети к родителям. Но как все это можно вывернуть наоборот? И почему? Родители непременно должны держать верх над детьми. Почему эта ста рушка так себя подчинила, в сердце все же , по-видимому, тая глухую обиду на дочь? Выходит, Баженова — человек деспотичный. Н е такой с первого взгляда представилась она Цагеридзе. Блеснула зажж енн ая спичка. Д ерж а ее над головой, Баж енова про шла к столу, повозилась с лампой, еще несколько раз чиркнув спичками, и комната озарилась тусклым светом. — Проходите, — пригласила Баж енова и опять, как в конторе, ког д а она объясняла, что на рейде очень трудно с жильем, прибавила вино ватым голосом: — С собранием прямо замоталась я сегодня, еще и по мощница моя Фенечка меня подвела, загостилась у родителей. Вот и в до ме у нас вовсе не прибрано. Д аже , стыд какой, стекло у лампы не помы то... Дайте сюда вашу одежку! Она помогла ему снять пальто, повесила на гвоздь под пеструю сит цевую занавеску, повернулась — хотела взять с лавки у печи самовар , но Цагеридзе ее остановил. — Прошу прощенья, но я сразу хочу объяснить. Мне это очень не нравится: когда дочь так разговаривает со своей матерью, — сказал он негромко, чтобы не услыхала старушка. Баженова застыла с расставленными руками, будто уже на весу дер ж ала самовар. Ц агеридзе не видел ее лица , но даже в коротком, гордо заносчивом и резком движении головой он прочел немой сердитый ответ: «А вам какое до этого дело?» Однако услышал он совсем другие слова: — А мне это, думаете, нравится? И сказаны были они с горечью и тоской, так вскользь, торопливо, со сквозящим желанием не открыть лишнего, что было бы верхом грубости продолжить этот разговор. Цагеридзе молча пожал плечами, сел на табу ретку, поближе к печке, и пока Баж енова хлопотала с самоваром, стал оглядывать свое случайное жилище. Собственно говоря, это была всего лишь одна комната, но печь в ней — добротная русская печь —близ стены стояла так, что в одном з а коулке располагалось все кухонное хозяйство, а в другом, позади печи — получалась как бы спаленка. Цагеридзе видны были спинки близко по ставленных одна к другой двух железных коек, с натянутыми на них бе лыми чехлами. Ему подумалось: не нашлось ведь такого же уголка и для старухи-матери. Той место только на печи, на какой-нибудь ветхой дерюж ке. А тут покой молодых. Вон как пышно наряжены постели! Интересно,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2