Сибирские огни, 1961, № 1
А тут ноги вдруг отнялись, подкосились, и Феня почувствовала, что она против воли садится в снег, что ей д аж е хочется лечь и закрыть глаза , хотя бы на самую-самую малость... «Федосья на тонких ножках»,— вяло подумала она, подчиняясь не одолимому искушению.— Опаздываю на собрание... Баж енова будет сер диться... А «эти» жрут похлебку из копалухи... Папа , почему у греков Софокл...» Она приткнулась к тонкой березке, и жесткие, крепкие комья снега посыпались ей на плечи вместе с промороженными хрупкими сучочками. Фене показалось, что это хлынул крупный ливень. Так вот отчего стало тепло! Надвинулся циклон... грозовая туча... Смотри-ка, сразу по-летнему заш ум ела листва на березках... Ох! Как больно уж алила в щеку оса!.. Но куда бы укрыться ей от дож дя? Ведь так все равно не уснешь, промочит насквозь... А у нее — тетрадь!.. Тетрадь... Софокл... Профсоюзные марки... Нужно бы встать, перейти, где погуще деревья... Вон тоже кто-то ходит, ищет кого-то, кричит под горой: «Федосья!» А ведь Федосья — это она?.. 4 Скучно и однообразно верещали полозья саней. Обочь дороги, узкой, в один след, похожей на глубокую канаву, про копанную среди сугробов снега, стояли раскидистые вековые сосны. Их вершины смыкались над дорогой вплотную. Деревья расступались только изредка, и тогда в просветах — далекие и холодные, видны были частые зимние звезды. В одном месте небо словно чуть-чуть желтилось — это готовилась подняться луна. Дорога становилась все хуже и хуже. Усталая, густо заиндевевшая лошадь оступалась, проваливаясь в скользкий, сыпучий снег. Павлик, ку чер, мальчишка лет пятнадцати, в огромной шарообразной шапке, сшитой неведомо из какого меха, озорно покрикивал на лошадь, стегал ее хворо стиной, дергал з а вожжи, но без пользы: иначе, как шагом, здесь ехать все равно было нельзя. А мороз крепчал, набирал лютую силу. Колючий, сухой, он перехва тывал дыхание, склеивал ресницы, заставлял прятать лицо. Плохо спаса ла даже новая собачья доха. Зарывшись, насколько это было можно, в солому, набросанную на дно просторной кошевы, Ц агеридзе пытался з а дремать. Он потерял счет времени. Казалось, что этому темному лесу, з а битому сугробами сыпучего снега, никогда не будет конца, хотя Цагерид зе и знал, что от посадочной площадки для самолета у села Покукуя весь путь до Читаутского рейда имеет мерянных только лишь двадцать три километра. Ц агеридзе с завистью наблюдал , к ак Павлик, озябнув , соскакивал со своего сиденья и, припрыгивая и притопывая, шел за кошевой. Согрев шись, Павлик падал на солому, охал, ухал, заливисто свистел и снова брался за хворостину. Цагеридзе холод постепенно пронизывал насквозь, но вылезти из кошевы и пробежаться , как это делал П авлик , он не мог. Вместо левой ноги от колена у него был протез, новый, непривычный, и ковылять на костылях по рыхлому снегу Цагеридзе не решался . Так они ехали еще очень долго, и мороз становился все злее и злее лес — гуще, а сугробы снега — выше. Но вот дорога повернула круто вправо и пошла под уклон. Потянуло
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2