Сибирские огни, 1961, № 1
Значит, дело не в количестве- «приклю-§ ченческого элемента», а в его жизненной! достоверности и целенаправленности. В том же послесловии Н. Анов говорит:. «Большинство событий, описанных в ро мане, имеет в основе своей подлинные факты». Действительно, историкам хо рошо известно, например, о восстании в усть-каменогорской тюрьме, зверски по давленном анненковцами, о применении алтайскими партизанами «деревянной ар тиллерии» и т. д. Даже такой проходной эпизод, как распределение в Усть-Каме ногорске детей, привезенных из Европей ской России, между «гражданскими и ро дителями» имел место в действитель ности и, по воспоминаниям очевидцев, проходил именно так, как он описан в ро мане. Некоторые исторические лица вы ведены в произведении под подлинными фамилиями, имена других несколько из менены. Так, в «страховом агенте» боль- шевике-подполыцике Павле Петровиче Батенине легко узнать Павла Петровича Бажова, в Мироне Мироновиче Фиокри- тове — исследователя биографии До стоевского и поэта-переводчика Н. В. Фе октистова. Но дело даже не в этом, а в том, что почти все эпизоды романа, в том чис ле и явно вымышленные, выглядят до стоверными, жизненно правдивыми. Это уже от таланта автора, от его глубокого знания эпохи, от его верной идейной по зиции. Пестра, на первый взгляд, картина, нарисованная Н. Ановым. Он не чурает ся очень острых, близких к анекдотиче ским, деталей. Он рассказывает, напри мер, об алтайском «крепком крестьяни не» Федоре Афанасьевиче Гусеве, искав шем справедливости у царя. К царю му жика, приехавшего в Петербург, понят но, не допустили, и тогда он объехал всех заграничных родственников Романовых — правящие дома доброго десятка евро пейских монархий с просьбой устроить ему свидание с Николаем II. И добился- таки своего — греческая королева устро ила ему такую встречу. Это исторический факт, но звучит он. на первый взгляд, анекдотом. Однако для романиста рассказ об этой забавной исто рии — не самоцель, не озорной завиток орнамента. Это свидетельство о патоиао- хально-монархистских настроениях си бирского кулака. Этот эпизод подготавли вает другой, из заключительной части романа, когда тот же Гусев везет «вер ховному правителю» Колчаку подарок — пятьсот пудов меда от собственных пасек. Фарсовой выглядит сначала сцена ареста самарскими эсерами и белочеха- ми участников «роялистского» заговора во главе с капитаном Куровым, вознаме рившихся освободить содержавшегося в Тобольске Николая II. Вот чехи и эсеры ворвались с оружи ем в руках в комнату заговорщиков. Я чехов брал тысячами в плен»,— 'крикнул георгиевский кавалер и, быстро вынув револьвер, приложил дуло к сво ему виску. Петрик и Володя от ужаса зажмури лись. Но выстрела не услышали. 1 —■ Из-за этой паршивой сволочи стреляться? — завопил капитан.— Ни какого позора! Плюньте. Я в штабе в де сять минут все улажу. Им же попадет, мерзавцам». Но в этой фарсовости определенный социальный заряд. Фарсовыми оказы ваются и разногласия между врагами Советской власти различных толков. А разве плохо, что разложение кол чаковщины перед сдачей Омска Красной Армии показано через такую острую де таль: «На фронт ушла дружина Свято го Креста, наспех собранная из беглых монахов, попов и дьяконов. Она прошла! по Любинскому проспекту, распевая уны лую молитву. В переднем ряду, на пра вом фланге шагал взводный, унтер-офи- цер Болдырев — профессор-богослов. На груди профессора серебрился большой белый крест, на носу сверкали очки в золотой оправе. Дружина дошла до вокзала, и тут бо гослов неожиданно скрылся. Монахи от казались без него ехать на фронт. Свя щенники устроили возле буфетной стой ки митинг. Так омичи и не узнали, отпра вилась дружина воевать или осталась в Омске». Количество подобных примеров можно- было бы умножить, но вывод, кажется, ясен и так: калейдоскопичность романа кажущаяся, все эпизоды его, несмотря на внешнюю пестроту, служат одной це ли: показать напряженность классовой борьбы, бесчеловечность и душевную пу стоту защитников старых порядков, бла городство и несокрушимую веру в буду щее борцов за новый, справедливый строй. Пожалуй, самая сильная сцена рома на, в которой особенной резкостью про тивопоставлена отвратительная жесто кость сил старого мира и бессмертная вера коммунистов в торжество дела Ле нина,— это сцена казни организатора восстания в «сибирском Шлиссельбурге» большевика Захара. Раненого Захара за хватили в плен анненковцы и везут его на пароходе в Омск. В пути Захара при водят на допрос к атаману Анненкову. Убедившись, что большевистские взгля ды арестованного поколебать невозмож но, Анненков приказывает немедленно сжечь его живым в пароходной топке. «Бледный Захар тяжело дышал. — Душегуб! Ты можешь меня сжечь, изрезать на куски! — закричал он не естественно тонким голосом.— Но побе дить меня ты не сможешь! За мной на род! Наше дело бессмертно! Анненков презрительно скривил рот. В глазах его вспыхнул злорадный ого нек. — Болван! От тебя не останется даже
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2