Сибирские огни, 1961, № 1

рого бродяги автора». Чуть ли не под каждым стихотворением значилось: «Восточно-Сибирское море», «Берингов пролив», «Мыс Кутугунда», «Большой Диомид», «Северная Якутия», «Охотский берег» и многое, многое другое. И да­ ты — 1945, 1946, 1947, 1948. Это зна­ чит — побывал поэт там за четыре, три, два года до смерти. — Сомневаюсь, чтобы это было так необходимо,— наставительно говорит за­ езжий литератор, небрежно перебирая книги на рабочем столе Ольхона.— Весь­ ма сомневаюсь,— повторяет он. Ольхон сидит, откинувшись на спинку стула и ядовито улыбается. Чувствуется, что ему хочется сказать что-то злое и обидное, но он с трудом сдерживается, не желая нарушать правила гостеприим­ ства, и замечает только, словно бы меж­ ду прочим: — То-то вы переводите с одинаковым ■блеском — п с туркменского, и с грузин­ ского, и с татарского, с японского и мар­ сианского... — Что, с какого? — растерянно пере­ спрашивает литератор. — С марсианского,— повторяет Оль­ хой и довольно усмехается. Гость сидит еще немного, обиженно лоджимая губы, потом сухо прощается I уходит. Слышу, как в дверях Ольхон оворит ему: <Будете в наших краях, не забывайте, милости прошу». И, ви­ димо, не удержавшись, добавляет: «Еще о переводиках потолкуем». — Видал, каков гусь, — возвратив­ шись, говорит Анатолий. — Нет, ты ■слышал: «чтобы переводить, совсем не надо знать язык». Черт знает, что такое! Ересь какая! — И он долго еще кипя­ тится, поминая черта и заезжего лите­ ратора. Я не раз заставал его обложенного словарями, грамматиками, толстыми справочниками, книгам по этнографии, з которых были приведены разговорни­ ки языков северных народов. В путе­ шествиях он исписывал целые блокноты бурятскими, якутскими, эвенкийскими, нганасанскими словами, предложениями, фразами. Долгими часами сидел он, не разгибаясь, над якутской граммати­ кой. — Конечно, — говорил он, отодвигая в сторону книгу, — трудно поэту-пере- водчику овладеть всеми языками, с ко­ торых ему приходится переводить. Го­ ворить, писать на этих языках — мечта. Но, — повышал он голос, — переводчик обязан досконально знать грамматику, обязательно постигнуть строй чужого языка, его звучание, хранить в памяти хотя бы минимальный словарный запас. Если к этому не стремиться, то... Оль­ хон безнадежно махнул рукой. Он переводил с языков северных на­ родностей, но особенно много и посто­ янно с ,бурятского и якутского, знакомя русского читателя с поэтическим богат­ ством этих народов. В доме Ольхона по стоянно гостили бурятские и якутские поэты, с которыми он, строчку за строч­ кой, внимательно прислушиваясь ко всем замечаниям, разбирал свои перево ды. Переводческой деятельности он при давал особо важное значение. — Если не мы, поэты-сибиряки, — убежденно говорил он, — будем знако­ мить русского читателя с поэзией на­ родов Сибири, так кто же это сделает за нас? Мы живем рядом с этими наро­ дами, вместе строим новую Советскую Сибирь, и никто лучше нас не выполни: эту большую переводческую работу. В переводах Анатолия Ольхона со­ ветский читатель широко и полно по­ знакомился с творчеством выдающегося якутского поэта М. Н. Тимофеева-Тереш кина, с замечательным романом якутско­ го прозаика Эрилика Эристина «Марык чанские парни», пьесой старейшего бу­ рятского драматурга Намжила Волда- но «Рыбаки Байкала» и многим другим. Как-то проводив гостившего у него Тимофеева-Терешкина, Анатолий задум­ чиво проговорил, расхаживая вдоль книжных полок: — Вот с кого нам брать пример на­ до: слепой старик, а какая сила воли, жажда жизни, какое желание приносить счастье людям! — И, помолчав, одобри тельно добавил: — И поэт какой перво зданный! Откуда что берется... Перебравшись в центр, он стал захо­ дить ко мне чаще, постукивал палкой об пол и шумел: — Утро-то какое, а он дрыхнет! Пой­ дем гулять. Наскоро позавтракав, мы отправля­ лись на Ангару. — Нет ничего лучше, друг, нашей Сибири! — восклицал он, — это я ут­ верждаю окончательно и бесповоротно Придет время — когда-нибудь вспомя нешь мои слова — сюда будут проситься за ради бога. А мы, сибиряки, — лукаво улыбнулся он,— еще подумаем, кого пускать, кого нет, кого звать, а кого в шею гнать. Право, из Москвы к нам на­ совсем приезжать будут...— Он повер­ нулся всем корпусом к Ангаре и загре мел на всю набережную: Светла, могуча, широка. Прекрасна ты, моя река, Любовь и гордость ры б ак а ... Но я хочу, чтоб твой разбег Взнуздал упрямый человек. Чтоб над окраиной земли Сиянье радуги зажгли . Редкие в этот час прохожие удивлен­ но посматривали на поэта, некоторые, узнав, молча кланялись. А он, спокой ный и строгий, с необычайной даже .для его голоса силой, закончил: Д орогу в будущность открой. Вставай скорей, Ангароетрой!