Сибирские огни, 1961, № 1

Ш о с п о ш к и ш & н и я ♦ А. Срывцев АНАТОЛИЙ ОЛЬХОН От недавних путешествий у него ос­ талась оленья шуба. Она осыпалась, он держал ее в холодных сенях, но ничего не помогало. Шерсть выпадала, на дохе просвечивали черные блестящие плеши­ ны. Иногда он доставал шубу, разгляды­ вал плешины, грустно качал головой и говорил: — Ну, совсем, как у меня, совсем, —и осторожно проводил рукой по свое­ му, уже заметно лысеющему лбу. Доха напоминала ему о недавних ски­ таниях в арктических широтах, когда он был здоров, молод, не болело, как он выражался, «это сердце». Он все со­ бирался выбросить доху, но почему-то каждый раз откладывал свое намере­ ние, да так, кажется, и не собрался. Уже после войны шуба послужила ему еще раз: он сфотографировался в ней для юбилейного сборника стихов. Художник тщательно заретушировал все плешины, дыры, и доха вышла, как новая —пыш­ ная, с мягким серебристым отливом. Голова поэта утонула в огромном ворот­ нике, и худое лицо проступило, словно в картинной раме. Я вошел к нему под вечер. Он сидел на кухне, сумерничал, не зажигая огня. Оленья доха была накинута на колени, длинные рукава свисали на пол. Он под­ нял на меня большие серые, немного холодноватые глаза и вместо привет­ ствия сказал: — Вот, отъездился, —и отшвырнул шубу в темный угол. Помолчав, про­ должал будто недавно прерванный раз­ говор: — Сказали: не буду соблюдать стро- жа-й-ши-й режим... работать мало, от­ дыхать — много... К чертовой бабушке! А жить тогда как? Он встал, быстрыми шагами прошел­ ся по кухне, с ожесточением пнул похо­ дя доху, совсем загнав ее в угол, и сказал: — Вчера уже думал: прощайте, до рогая мамаша, жена и милые детки... И за каким чертом нужно человеку серд­ це? Приделала бы природа что-нибудь другое — костяное или железное... Он так и не узнал, не мог, конечно, узнать, что сердце у него было и впрямь «костяное», одетое болезнью в жесткий панцирь. Меряя широкими шагами кухню, он на ходу бросил: — А ты что сидишь с такой кислой физиономией? Ты что, меня жалеешь? — Я, кажется, молчу. — Ему кажется... Посмотри на себя в зеркало. Ну, ладно. Лучше я тебе стихи почитаю. Новые. Хочешь, я надену старые пимы. Медвежью шапку и оленью шубу, И если фотограф умело снимет, — Я выйду на карточке резким и грубым? Таким я бывал в полярных походах... И сердце мое тебя повстречало, Когда замерзшие звезды качало Н ад мертвой палубой •парохода; Когда к прикладу примерзли пальцы, Мы оттаивали над примусом, — Помнишь, конечно? Та зима показалась бы холодом вечным. Но в горах мы нашли горючие сланцы. Нет! Унеси этот мех обратно. Я чувствую, север зовет меня. Тише!.. Высокое небо в мерцающих пятнах, И где-то тюлень над прорубыо дышит. . Что мне толкуют врачи о болезни, Весною поеду в Чаунскую губу — Северный воздух курорта полезней... Стой! Не укладывай старую шубу! Резко оборвалась высокая басовая струна... Он шумно вобрал в себя воз­ дух, выдохнул, взял табак со стола, свер-