Сибирские огни, 1961, № 1

прояснились, стали быстрые, и от сходства его с цеховым экономистом Савкиным ничего не осталось. 26ДЧ. Мое рацпредложение принято и подписано! Я примерно подсчитал: эко­ номия будет от него рублей тысяч тридцать в год. 27/У1. Не знаю, почему, но... У меня, очевидно, расстроено воображение. Сегодня вдруг ясно представилась мне наша планета, несущаяся с непостижимой' быстротой по своему кругу, и я в длинных сапогах вышагиваю по этой планете, высоко поднимая ноги, словно землемер. Люблю я читать Маяковского. От его стихов становишься выше ростом, сильнее душой. А какие потрясающие образы у него. Я в детстве читал, а до сих пор помню вот это: «...И долго хихикала чья-то голова, Выдергиваясь из толпы, как старая редиска». 29/У1. Можно без конца слушать музыку Чайковского и без конца востор­ гаться ею, удивляться многообразию волшебных звуков, сочетающихся, перепле­ тенных между собой, как нитки, в едином музыкальном ковре. Сегодня четвертый раз смотрел балет «Лебединое озеро». Сколько нежности, грации, изящества в танцах. Федя Чернышев, который работает в театре старшим электроосветителем, обе­ щался познакомить меня с «лебеденком». На р я та х Брусья сброшены с «ЯЗа» и лежат внавалку. Они отпугивают своей массив­ ностью. Я подхожу с робостью, толкаю один брус рукой, он шевелится. Меня под­ хлестывает какой-то дьявол, я подвертываюсь правым плечом, подбрасываю конец бруса, подпираю его спиной и, странное дело, тащу. — Ты куда? Куда ты? Вчетвером возьмем! — кричат мне. Я тащу. Лишь ноги что-то вихляются. Оказывается, крепка во мне рабочая закваска. Петро говорит, что в этом брусе верных полтора центнера. ...Брус к брусу, брус на брус, шестиметровый повдоль, пятиметровый попе-' рек, трехметровый рядом, четырехметровый около и так далее и так далее. Они из лиственницы, но звенят как металлические. Мы таскаем, укладываем, сверлиМ,’ скрепляем штырями, болтами, промежутки забиваем скальным грунтом, бетоном...' А все это вместе называется «Рубить ряжи». Итак, мы рубим ряжи. Об этой ответственной работе начали говорить в бригадах еще в декабре. Роль ряжей, как и кессонов,— уберечь перемычку от весеннего размыва. Мы их поднимаем над железобетонными коробками кессонов на высоту до тридцати метров. Смотришь на Енисей и не верится, что ледяной панцирь его поднимется на такой уровень. А он поднимется. Непременно. На его пути мы воздвигаем сооружения, которые не разбить и артиллерией. Скорость течения в зауженном вдвое Енисее, говорят, будет до семи метров в секунду. А каково давление, если напирает с такой скоростью стотысячетоя-' ная масса! Генка Видякин поставил вкладыш между средними брусьями на два санти­ метра тоньше положенного. — Ни черта! Да? Сойдет и такой! На него мешком свалился с верхней перекладины Борис Фадин, и Генка не ‘ успел понять, что произошло, как Борис вырвал вкладыш и забросил. — Пень ты таловый! Тут два сантиметра да там сантиметр, а в целом1 осадка на метр и ряж на боковую. Соображаешь? Ого, как сверкают глаза и раздуваются ноздри у этого смирного, с виду за­ стенчивого парня! У эстакады снуют самосвалы, в их кузовах дымится теплый бетон.