Сибирские огни, 1961, № 1

ЗАПИСКИ МАРТОВСКИЕ Снова в нессоне Деревянная лестница ведет вверх. Мы, одетые в толстые брезентовые брюки и пиджаки, поднимаемся друг за дружкой на площадку, сколоченную из досок. Здесь возвышаются металлические сооружения, похожие на огромные, поставлен­ ные на попа, бочки. В сухом воздухе летят редкие снежинки, на горы ложится предвечерний мрак, и вой «МАЗов» и «ЯЗов» становится отчетливее. Де­ журный машинист распахивает темное жерло одной из бочек, мы быстро ныряем с нее, за нами глухо захлопывается тяжелая дверка. Я мгновенно вспоминаю на­ ставление инструктора: «Надо плотно зажать нос и отдуваться». Зажимаю нос и что есть силы отдуваюсь. В уши будто кто толкает иголку. Лихорадочно скачут мысли: «Такое ощущение должно быть только одно мгновение. Почему не пре­ кращается боль? Значит, уши не сработали». Может, уже надо торкаться в дверку, выскакивать наружу, иначе лопнут перепонки? Но в ушах что-то зашебор- шило, перевернулось, будто там прохлопала крыльями муха, и иголки выпали. Я пробую нашарить рукой соседа — рядом никого. Опускаюсь ниже и оцарапы­ ваю нос о брезентовую спину впереди идущего. Спуск в кессон — около двадцати метров. Железобетонная громада, теперь уже дважды нарощенная, весящая около семи тысяч тонн, просквозила всю толщу перемычки, врезалась на несколько метров в гравийный грунт дна реки. Где-то наверху беспрерывно, днем и ночью гонят сюда воздух четыре мощных компрес­ сора и стоит им только на несколько секунд остановиться по какой-либо причине, как внутренность кессона вместе с нами будет затоплена. Давление колеблется от одной до двух с половиной атмосфер. Говорят, где-то когда-то случилось, что у компрессоров сорвались ограничители. В кессон подали воздуха более десяти атмосфер и все кессонщики оказались мгновенно выдавленными под основание кессона в реку. Этот, не то фантастический, не то реальный факт, невольно вер­ тится в голове. В кессоне воздух сырой, вязкий. Приходится высоко поднимать грудь и вытя­ гивать шею, чтобы побольше его ухватить. Юра Васильев шевелит губами, и лишь секунду спустя я слышу, что он пред­ лагает мне свистнуть. — Зачем? — спрашиваю. Юра опять шевелит губами, лукаво щурится и я опять слышу его лишь че­ рез секунду: — А так. Свистни, попробуй. Я заталкиваю в рот два пальца, как обычно, дую, но, странно, никакого зву­ ка не слышу. Дую изо всей силы, и снова напрасно. Юра хохочет. Я не пойму, в чем дело. — Ты же под давлением, значит, свистнуть тебе здесь не удастся — объяс­ няет Юра. Он берет лом и тычет им в гравий. Удивительно: сперва отлетает галька, а потом слышится звук удара. — А это почему? — спрашиваю. Юра больше не хохочет, а говорит серьезно, как педагог: — Когда мы находимся на поверхности, в обычных условиях, звук движется с одной скоростью. А здесь, в кессоне, атмосферное давление вдвое больше. Звук уже вдвое больше встречает сопротивление и доходит до ушей позднее. Юра в кессоне уже около двух месяцев. Его на другие работы отсюда не пе­ реводили, и он теперь среди нас ветеран-кессонщик. Он дышит свободно и чувст­ вует себя так же непринужденно, как на поверхности. Я думаю о том, что за железобетонными стенами плавают рыбы, собираются стаями и удивленно таращатся. Эх, было бы окно, посмотреть бы!