Сибирские огни, 1961, № 1
— Сам ты зеленый. Большой, а ума ни на копейку. Скажи, что такое госу дарство? Ну, скажи! — Дымом застило. Сейчас начнет,— сообщает Варенов, пристроившись к щелке между досок.— А побежали не сюда, а по дороге, к лесу. Вот она, преду предительная, упреж... И мы слышим тугой щелчок, словно от бича. В ушах начало что-то натяги ваться и резко лопаться, пол под ногами стал подпрыгивать, а по крыше заколо тили такие огромные и тяжелые колотушки, что на голову посыпались опилки. Все втянули головы, умолкли, сидят и косятся на те места, где пуще ударит по крыше. Через решетчатую дверку печки видно, как мечется, кипит пламя. У печ ки лежит, вытянувшись, чей-то жирный черный кобель и никак не реагирует на канонаду. Наконец, Варенов замечает певуче: — Кажется, все. Нет, упреж... Вон еще взвихрилась. И опять что-то натягивается и лопается в ушах, но колотушки больше не бьют. — Вот, соображай, нас двадцать человек, к примеру, и мы и есть государств во, семья то есть,— доказывает кому-то и непонятно зачем Валерка Шумский, до казывает с горячностью, и я, заинтересованный, прислушиваюсь. Мне никогда не приходилось прежде слышать от этого шалуна таких рассудительных слов и, понятно, сейчас я всматриваюсь в полумрак. — Ну и что? — тянет кто-то с ленивым равнодушием. — Все мы одинаково сделали и положили в общую кучу, а ты тянешь руку, чтобы больше всех остальных из этой кучи взять. Выходит, бестолковый твой ша рабан, что ты не у государства стараешься урвать, а ко мне в карман залезаешь. Понял? — в голосе Валерки проступают злые нотки. — Нушен-то ты мне со своими пустыми карманами, хо-ох! Я ше не о том- В государстве сам черт бери, никогда не убудет. Хо-ох! Зелень! Постойте. Где я слышал подобный разговор? Очень знакомый цинизм. Мне вспоминается недавний субботний день. Леша и Коля ушли в кино, а я остался домовничать. Но вскоре появился какой-то рыжий мужчина лет тридца ти шести и, не спросив разрешения, сел, сказав, что он ждет коменданта. Он смотрел на меня юркими острыми глазами, широко расставленными на плоском безбровом лице, смотрел изучающе и лил трескучий поток слов: — Участок вон там, на пригорке, я прошу в поссовете, в двух километрах отсюда, у двух ручьев, а они мне предлагают здесь, в городке, строиться. Зачем мне в городке? Мне тут не нужен ни свой дом, ни квартира их, за которую пол торы сотни в месяц отдавать. А там раздолье, благодать, один живи себе среди леса. — Уж если вам так нравится одиночество, можете бакенщиком поступить работать,— вступил я в разговор. — Э-э, нема делов,— откинулся на стуле мой собеседник,— Как вода под нимется после строительства плотины, бакенщиков уволят, а ниже плотины рыба не водится — известняк сплошной... А тут, где я место приглядел, можно жить, нигде не работая. Ягоды навалом, дичи любой — тоже. Земля — сухую палку по сади, яблоня вырастет. И золотишко водится. Можно бы потихоньку покапывать... — Вы, наверно, всю жизнь прожили здесь, что так подробно места знаете? — Нема делов! Я почитай всю жизнь прожил на Волге. А теперь вот ог Воронежа до этого дикого края чуть не пешком прошел,— еще более воодушевил*- ся рыжий и продолжал с циничной откровенностью.— Везде Советская власть жмет, нигде нет от нее спасения. Что смотришь так? А я тебе скажу: один на один я могу любому, что угодно, говорить. Чем докажешь? В гробу я видал сви детелей! А ты слушай! Тут, я тебе скажу, надыбал один путь. Воровать я не со бираюсь, убивать кого — тоже. А мне всего лишь нужно разрешение от поссове та на постройку дома в лесу, где мне нравится. Не дают. Там, говорят, неплано вое. А сколько земли пустует. Эх, как бы я зажил! Зажил бы я так, что через два
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2