Сибирские огни, 1961, № 1

пременно при «производственных» звуках. Для этого они направляются в кес­ сон, мы — за ними, так как нам предстоит создавать эти звуки. — Вот сюда, — показывает мастер шаткую высокую лестницу, ведущую на кессон. — А другого входа, дверей разве нет? — останавливаются гости у лестницы. — Дверей нет, а вход... вход есть,— мастер проводит их за угол и указы­ вает на пролаз под стеной, похожий на нору среди куч породы. Окончательно сбитые с толку представители радио топчутся на месте, шебор- шат своими отличными синими шубами, а Кондратович напирает в темноте: — Чего ж, записать можно. Только сегодня отбойные привезли. А то все- кувалдой хлопали. А от такой работы кони дохнут... Запишите... * * * Я сижу, навалившись на огромный гранитный валун и смотрю на фонари, которые качаются в желтой луже под ногами. Вода пробивается снизу все силь­ нее и сильнее и, очевидно, завтра уже нельзя будет работать в пимах, нужны ре­ зиновые сапоги. А еще через два дня мы опустим кессон метра на полтора в грунт, тогда во­ да зальет все кругом, лазить нам придется лишь через узкую темную двадцати­ метровую трубу, вставленную в потолок, и по ней же поднимать наружу грунт. Мне хочется узнать время, но часы в кармане, а мне лень шевельнуться — так разломило все тело. Работа кессонщика считается на стройке самой тяже­ лой, вредной. У меня уже дважды шла из носа кровь от перенапряжения. Рядом со мной сидит Сашка Кондратович, я не вижу его, лишь слышу, как он тяжело дышит. Он тоже смертельно устал, я чувствую, что ему тоже хочется узнать, долго ли до конца смены и тоже лень лезть в карман за часами. Но я, не поворачиваясь, спрашиваю: — Сколько нашего? Слышу, как он ворочается, кряхтит и говорит: — Семнадцать минут. Я подумал: а если бы он спросил меня, полез бы я в карман? Безусловно, Интересно: для себя не хочется делать, а для другого сделаешь, и без труда. ЗАПИСКИ ФЕВРАЛЬСКИЕ Березна Февраль месяц очень непостоянный. Он то дует и сгибает деревья, то при­ тихнет, и тогда из голубого колодца на небе льется желтая мягкая теплота, а на пригорке с южной стороны вдруг потемнеет снег. Сегодня утром горы, просыпаясь, тонули в тонкой голубой дымке. Потом подул ветер, угнал дымку и стал рвать на склонах снег. Горы потускнели, захму- рились. А после обеда снова тихо, небо поголубело, горы все проясняются, вер­ шины их уже пожелтели, по склонам тянутся тени, сейчас... сейчас... ага, вон уже выкатывается из-за растрепанного сизого облака солнце. Я вылез из кессона и сижу на снегу, дышу свежим воздухом. Небо кажется жестяным и по нему будто кто беспрерывно колотит кувалдой. Это в окрестностях рвут породу. Рвут каждый день с утра до вечера, в разных концах. Взрывают там, где строят дорогу, взрывают там, где берут гравий для перемычки, взрывают там, где крошат лед, взрывают там, где рушат высокие скалы, чтобы освободить место для монтажной площадки... Мне почему-то хочется увидеть Шуру. С тех пор, как мы перешли работать в кессон, я не видел ее. В той стороне, где сейчас рядами