Сибирские огни, 1961, № 1
плешины. Крытый брезентом грузовик юлой крутится между этими кучами, то ныряя куда-то, то взлетая в вышину. За кузовом металась снежная пыль, пере мешанная с тусклым, невидимым солнцем. В проемах между сопок показывал свои обледенелые бока Енисей, на проти воположном, уходящем к дымчатым облакам берегу чернел лес с нежной голубой поволокой. Машина остановилась среди тайги, где меж стволов белели какие-то стены. Эти стены оказались домами, крыши которых спрятались в ветках. Дивногорск! — Девушка, где управление? Она — очень курносая и очень симпатичная, в телогрейке — складывала в поленницу швырок. — А вот по этой тропке, где елка. Жучка! Ты куда? Да она не кусается у нас. Жучка! — Спасибо! — И, лишь отойдя, сообразил: да тут же сплошь елки. Жучка гостеприимно сопровождала меня, обнюхивая задники ботинок. А, вон какая елка! Новогодняя! Живая, очень высокая, наряженная чисто на свадьбу, она стояла в окружении поселковой ребятни. Осели сумерки. Отовсюду — от деревьев, от домов, от скал, от Енисея повея ло покоем, миром, вечностью. Выйдя из конторы, я долго стою на крыльце, прислушиваясь к надвигающе муся на меня будущему. В руках моих бумажка с ценной резолюцией: «Оформить рабочим третьего разряда». Таким образом... Впрочем, маленькое отступление. Кто я? Если судить по трудовой книжке, то я слесарь, электросварщик, нормировщик, экономист, шлифовщик, электрик, газетчик... А фактически кто я? Никто. Почему? Разве я не работал по всем этим перечисленным профессиям? Работал, да еще как! В передовиках ходил! На шли фовке, например, до полутора тысяч процентов выжимал. Да, да, ввернул одну рационализацию и выжимал. Журналисты говорят, что я способный газетчик. Так почему же, когда у меня спрашивают: «Какая у вас профессия»,- я отвечаю, что никакой нет? Потому, что ни одну из них, из семи, я не люблю. А овладевал я ими просто так, между прочим, для интереса. Думал: смогу ли я сваривать детали на заводе? Брался — получалось. Брался за нормирование — получалось. Попро бовал написать в газету очерк — газетчики удивились и взяли меня в редакцию. Что же еще испытать? Попробовать себя в летчиках, свинарях или астрономах? Нет, в небе, среди звезд, пустынно, а в свинарнике тесно. Чего хочу? А шут меня знает, чего я хочу. Может быть, здесь, среди тайги, на Енисее, я наконец-то и найду себя? ЗАПИСКИ ЯНВАРСКИЕ Третья койка — моя Комната в общежитии, куда меня поселили, оказалась просторной и гулкой. Я оглядываюсь. Две койки пусты, а на третьей из-под одеяла торчит нос. — Рано ты завалился, друг. Нос чихает, шевелится, и обнаруживается взлохмаченная голова, к которой нос приделан без всякой симметрии. — А я состирнулся немного. , . На батарее, на спинках коек и стульев висят мокрые солдатские штаны, каль: соны, рубашки, портянки, носовые платки. /
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2