Сибирские огни, 1960, № 9
— Вертай назад, я тоже было по делам поехал, сено проверить, шко дит кто-то, да спасибо встречному мужику. Бандюги, говорит, объяви лись. Стало быть, нет хода. С ними разговаривать худо, не то что со мной. Я парень незлобивый, нет во мне зла, хоть ты тресни. Вспыхну и погас ну. За что и девки любят. — И расхохотался, показывая белый ряд креп ких зубов. Мотя повернула коня обратно. — А ловко ты вчерась саданула меня, аж кутний зуб шевелится. Но ничего, пройдет. Ты на меня брось злиться, хмельной был. Известно, хмельной, что дурной. Может, бог даст, пригожусь. Эх, вечерком бы с то бой погутарить! — Бандиты говоришь? — переспросила Мотя, трогая коня. — Они самые, красотка! — Спасибо, Звягин, что предупредил, а я хотела проехаться. — И га лопом помчалась к селу. — Учти это, уполномоченный. — Федор сделал вид, что старается догнать ее, но при въезде в село отстал. Круто, по-кавалерийски, осадив коня у крыльца, Мотя соскочила на землю и, привязав повод, вошла в избу. В комнате было накурено. За столом вместе с Волковым сидели пя теро, как сказал председатель, надежных активистов. — Ну как? — не давая даже захлопнуть дверь, спросил Волков. — Стерегут, гады. Твоя правда. Мотя прошла, села в уголку, потихоньку рассматривая собравшихся. Волков положил узловатые руки на стол, забарабанил пальцами. — Давай думать, фронтовички, как хлеб сберечь. Вот какая з а гвоздка. — Ясное дело. Надо. — Надо-то надо, да нас маловато. Шестеро вместе с уполномочен ной, а их одних живодеров с полсотни наберется. — За здря погибнем только. Тому хлебу все одно крышка. — Ты, Николай, всю жизнь в гроб ложиться собираешься, а все еще небо коптишь, — прервал зашумевших фронтовиков Волков. — Тут ду мать надо, как выкрутиться, а подохнуть завсегда не поздно. Чем такие разговоры, лучше молчать. Круглый, в облезлой собачьей дохе, Николай заерзал на скамейке и, отвернувшись, стал крутить самокрутку. Замолчали. Нещадно дымили са мосадом. Мотя сидела, опустив голову на руки. А когда прикончили по второй папироске, медленно поднялся щупленький, в стареньком зипуне, фронтовик. — Есть у меня затея! — Мощный бас, не соответствующий его тще душной фигуре, заставил вздрогнуть Мотю. — Вот штука какая. Во втором амбаре ворох мякины есть. Я так ду маю, той мякиной мешки набить, но так, чтобы о том ни одна крыса не уз нала. Погрузить те мешки заместо хлеба и отправить. Ежели они кинут ся за тем обозом, а кинутся они все, потому жадные до дележа. Пока суд да дело, настоящий хлеб припрятать. — А ведь правильно, язви тебя в душу, — не выдержал Волков. Мотя встала, прошлась по комнате, внимательно прислушиваясь к разговаривающим и время от времени покусывая верхнюю губу. — У маленьких завсегда мозгов больше. — А помнишь, как он у австрияков... — Что там у австрияков. У Колчака с-под носу пару пулеметов утянул. — Вот что, мужики, время не ждет. За дело пора. — Волков передох нул. — Нас не густо, а работы невпроворот. Перво-наперво мешки. Это ясно?,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2