Сибирские огни, 1960, № 9

Василия Петровича. А он идет легко, тихонько посвистывает на оленей. Они ру­ чейками собираются в кучу, и шум их неторопливого шествия напоминает шелест волн далекого моря. Посвистывание пастуха, шаги оленей тоже не нарушают по­ коя, и кажется, эти звуки рождены самой ночью. За нами шел белый олень. Мы останавливались, останавливался и он, начи­ нал разгребать широким копытом снег, жевал ягель. Когда он глядел на нас, в его круглых глазах отражались звезды. Мы сели на снег отдохнуть. Белый олень тоже замер, будто прислушиваясь. И стадо, распустившееся веером по косогору, остановилось. Небо вдруг побледнело, по его куполу пробежала голубоватая волна света. Я обернулся. Северный край неба опояса­ ли три сиреневые арки. В середине арок возникал голубоватый столб, похожий на хрустальный фужер, разгорался, потом бе­ жал по полукружью верхней арки, медлен­ но угасал. А через мгновенье, ярко вспых­ нув, вновь бежал к горизонту. Арки тре­ петали, переливаясь голубым, сиреневым, оранжевым... Мы молчали. Василий Петрович ку­ рил, улыбаясь чему-то. — Горит, — сказал он. И вдруг запел. Голос у него мягкий, светлый, и мне казалось, я понимаю слова его песни. Наверное, она о северном сия­ нии, о его таинственной красоте, о том, что только для жителей тундры, где зимой так мало тепла, создана эта величавая красота. В чужом языке я улавливаю мягкие переливы звуков о-а-э-и. Они звучат нежно, чуть-чуть грустно, и вызывают желание без конца смотреть на небо, лес, стадо... Я попросил Василия Петровича пере­ вести слова его песни. — Песню разве расскажешь? — сказал он, улыбаясь. — Она живет, когда склады­ вается. Ну, ладно, слушай... Русский че­ ловек приехал ко мне в гости. Это очень хорошо. Мы всегда рады гостю, и всегда найдется для него место в палатке и кусок оленины. Ты пошел пасти со мной оленей, и это очень хорошо. Ночь будет не так длинна, и усталость побоится подойти ко мне. Ты ходишь за стадом, кричишь, и го­ лос твой слышат камни и деревья. Они за­ помнят твой голос, потому что камни и деревья могут запоминать. Пройдет много лет, ты далеко уедешь, а камни и деревья будут еще радоваться, что слышали тебя, и это очень хорошо. А ты запомнишь ночь, мою песню, оленей и, когда приедешь до­ мой, расскажешь о том, что видел, своей жене и друзьям. Они узнают обо мне, о моих оленях, и это очень хорошо. Ты спро­ сил меня, не скучно ли мне жить в тундре? А ты видел где-нибудь еще такое небо, как