Сибирские огни, 1960, № 8

Иной — когда два дня кабины Не покидал ты в дождь и зной, Воюя с оползнями глины, С отвесной каменной стеной, И тут же падал, как хмельной И засыпал, кладя по чину Под изголовье шар земной! Гордеич... Сколько меж другими, С какой особой теплотой Твое здесь повторяли имя За то, что славился своими Делами, честной прямотой; За то, что был бессменно первым Там, где другим невмоготу; За то, что собственным примером Вселял в людей такую веру, Что шли — и брали высоту; За то, что не один твой нижник В кабину машинистом сел; За то, что крошки хлеба в жизни Не заработанной не съел; За то, что чувства, разум, волю Не расточал по мелочам. И, как сказать, не оттого ли Твой путь, как тропка в снежном поле, Другим дорогу означал? Не на таких ли строй держала Та юность, что сменяет нас? И разве не таким держава Судьбу вверяла в трудный час? Вот он окинул добрым взглядом Свой город и речную даль. А этот взгляд под Сталинградом Выл жгуч, как уголь, тверд, как сталь. И может, с той поры военной Он взял за правило себе Всегда быть там, где непременно Клокочет жизнь — в труде, в борьбе. Всегда — на главном направленье, Чтоб поработать — так уж всласть, Чтоб справить дело — так ту часть, Что предрешит исход сраженья. А там в горком, взять направленье, Чтоб где-то снова все начать... Когда своим партийным долгом Считаешь долг быть впереди, И разговор не станет долгим: — На стройку? — Да. — Ну что ж, иди. — Так не один же — вся бригада. — Как? И бригада заодно? — А как же. Надо — значит надо. У нас уж так заведено... Легко с такими жить бок о бок. И нынче снова вспомнил Влас, Как год назад, смущен и робок, Сам шел на смену в первый раз. Гордеич встретил: — Звать как? — Влас... _ Люблю плечистых, крутолобых. Да ты смелей, рабочий класс! Держись орлом! Не грех, что нижник. Пока — подай да помоги, А там — лишь не чурайся книжек — Глядишь, и сел за рычаги!.. Припомнил вновь, как в общежитье Шептались с Костей дотемна: — Такое в жизни, брат, событье — Взят в экипаж Бородина! Припомнил, словно светлый праздник, Погрузку первого ковша И первый стих — утерпишь разве, Когда поет твоя душа?! Но что там? — В чем опять загвоздка? — Да вот, готовят новый взрыв. — Глуши моторы! Перерыв!.. — И, как бикфордовы шнуры, В зубах затлели папироски. И будто день еще не начат И не было атак горячих, — Раз перекур так перекур! — Нашлись и жертва для подначек, И свой бригадный балагур. В тени осинок, в тихой дреме, Схож цветом с рыжею листвой, Лежал Липат, что на пароме Со мною встретился впервой. Запомнил я одну деталь — На мой вопрос: «Издалека ль?», Тщедушный с виду, он ответил: «Чего пристал-то? Отвяжись! Ищу, где рай на этом свете, Не зацеплюсь никак за жизнь!..» Хотя на связанных канатах Лежала цепкая рука, А в зарослях бровей косматых Два хищных прятались зверька.